Идея создания "электронного шахматиста" возникла у Ботвинника еще в 1958 году во время теледискуссии с Максом Эйве (см. Нидерланды). С тех пор и до последних дней жизни она неотступно преследовала первого советского чемпиона мира.

С самого начала, когда ЭВМ еще играла на уровне начинающего любителя, она пыталась "объять необъятное" в любой позиции, ведя поиск решения путем полного перебора вариантов. Тогда Ботвинник поставил перед собой задачу сократить "дерево перебора" и ограничить длину рассчитываемых вариантов. Ведь полное "дерево перебора" содержит по расчету математиков около 10¹²⁰ позиций! И это навело его на мысль — изменить саму цель поиска — вместо точной игры с конечным матом достигать неточной игрой выигрыша материала, что дает резкое сокращение перебора.

Новый подход к исследованию проблемы "ЭВМ и шахматы" Ботвинник стал пропагандировать в публичных выступлениях. Еще в 1960-61 годах он прочитал в Берлине, в Университете им. Гумбольдта, лекцию на тему "Люди и машины за шахматной доской" (см. также Ботвинник М.М., ПИОНЕР). Затем опубликовал статью в "Комсомольской правде". А 13 мая 1966 года организовал диспут в Центральном шахматном клубе в Москве (Ботвинник, 1987, 1997) с участием математиков и шахматистов. Встречался он и с Клодом Шенноном. В 1968 году в издательстве "Наука" вышла книга Ботвинника "Алгоритм игры в шахматы"; через три года она была издана на английском языке в Нью-Йорке (Botvinnik, 1970). В ней он сформулировал метод моделирования мышления шахматного мастера при выборе хода, построенного на позиционной оценке, отметающей все побочные и ненужные ходы и варианты.

Ботвинник показал перспективность "неточной цели игры" при решении отдельных задач экономики, имеющих переборной характер, в частности, при планировании ремонтов оборудования электростанций в масштабах Единой энергосистемы СССР. Это помогло ему в 1972 году пробить "китайскую стену" непонимания в Госкомитете по науке и технике (ГКНТ), Министерстве энергетики и Главном вычислительном центре Госплана СССР. Было получено согласие открыть научную тему для работы над шахматной программой и выделено на ее исследование "машинное время".

В интервью еженедельнику "64" Ботвинник упомянул о поиске программистов — и вскоре был завален письмами — 20 из Москвы, 10 — из других городов страны, по одному — из Голландии и Австралии (!). Четыре года спустя его безымянная программа получила название ПИОНЕР ("Пионер"). К тому времени она неплохо разбиралась в дебюте и эндшпиле, а ее логическое мышление напоминало мышление шахматиста. Первым достижением "Пионера" явилось решение известного этюда Рети.

За ним последовали решения отдельных этюдов Каминера и Надареишвили и, наконец, гордостью Ботвинника стало нахождение "Пионером" выигрывающего продолжения в позиции из партии Ботвинник—Капабланка. По мере усиления дееспособности "Пионера" Ботвинник считал своим долгом делать это достоянием широкой общественности. В 1975 году в издательстве "Советское радио" вышла его книга "О кибернетической цели игры", через четыре года в том же издательстве появилась новая книга "О решении неточных переборных задач". В приложении к шахматной игре эта тема была развита Ботвинником в книге "Шахматный метод решения переборных задач", вышедшей в 1989 году в издательстве "Советский спорт".

В основу своих исследований, как уже отмечалось, Ботвинник стремился положить метод позиционной оценки, который использует мастер, когда ищет ход. Но, увы, есть в шахматах и факторы, не поддающиеся моделированию — интуиция и, в определенной мере, фантазия мастера, порою противоречащие формальной логике, но составляющие одну из основ шахматного искусства. Быть может, поэтому априори была неразрешимой сама идея создания искусственного шахматного интеллекта в том виде, как она была задумана и на протяжении долгих лет составляла мечту шестого чемпиона мира и ученого.

И хотя в конце жизни Ботвинник всё более убеждался, что в решении проблемы создания "электронного шахматиста" человечество достигало всё большего успеха, идя по другому пути — резкого увеличения быстродействия и объема памяти ЭВМ, он не сдавался, надеясь на "познание и формализацию алгоритма шахматного мастера". Он отметал мысль о том, что будущий "электронный шахматист" погубит древнюю и мудрую игру. Ботвинник был оптимистом и в ответ на эти обвинения отвечал: "Многие боятся, что изобретение такой машины принесет техническую смерть шахматам. Я в это не верю. Скоро сто лет изобретению автомобиля, а люди с удовольствием соревнуются в беге на стадионе. Я думаю, что шахматная машина принесёт ещё большую популярность шахматам".

Все началось с лекции в Берлине в Университете им. Гумбольдта, прочитанной в ноябре 1960 г. В январе 1961 г. в сокращенном виде она была опубликована в "Комсомольской правде" под названием — "Люди и машины за шахматной доской" (в полном объеме — месяц спустя в журнале "Шахматы в СССР", 1961).

Привожу наиболее существенные моменты этой лекции.

“...рассмотрим процесс мышления шахматиста. Каждый из нас знает, что никогда шахматист не рассчитывает все возможные варианты, не смотрит все ходы, возможные на доске... шахматист во время партии в данной позиции, которую он обдумывает, рассматривает примерно 2-4 хода; определяет он эти ходы интуитивно, на основании опыта и т.п. Если учесть, что в среднем партия длится ходов сорок, то примерно за партию шахматист должен проанализировать не более 100 первых ходов... Разумеется, шахматист в процессе расчета в общей сложности рассматривает не 100 ходов во время партии, а анализирует несравненно больше. Если в среднем вариант рассматривается хода на 2-3, то и тогда цифра анализируемых ходов получается достаточно внушительная.

Следует ещё учесть, что шахматист во время расчетов не видит всей доски с 64 полями. Это существенно облегчает анализ во время партии. Одновременно шахматист имеет в поле зрения, скажем, полей 8-16, то есть задача анализа облегчается в несколько раз. Надо отметить также, что на некоторые фигуры шахматист не обращает внимания. Из общего числа в расчете принимают участие 3-6 фигур. Новое облегчение задачи. Таким образом, во время партии шахматист анализирует передвижения ограниченного количества фигур на ограниченном участке доски, анализирует передвижения лишь тех фигур, которые непосредственно участвуют в столкновениях, и лишь на тех полях, где эти столкновения возможны. Иначе говоря, он рассматривает лишь те фигуры, что непосредственно взаимодействуют с неприятельскими, и лишь те поля, где это взаимодействие возможно. Но как проверить, правильно ли выбраны эти фигуры и эти поля? Для этого, пожалуй, есть один способ. Назовем этот метод условно "методом последовательных приближений". Мастер выбирает ход, анализирует его; если в процессе анализа включаются в игру новые фигуры и поля , то собранная информация используется при повторном рассмотрении и т.д. Анализ, повторенный несколько раз, позволят в достаточной (или, увы, недостаточной) точностью определить эти взаимодействующие фигуры и поля — тогда уже расчет производится начисто”.

Самое главное, что содержалось лекции:
1) шахматист , когда считает варианты, "видит лишь часть фигур и часть доски;
2) в вариантах содержится небольшое количество ходов и
3) шахматист действует методом последовательных приближений.
В этом истина. На формализацию и реализацию этих простых идей ушли годы. Шагнуть от мастера к машине оказалось делом сложным: надо было найти путь к формированию небольшого дерева перебора.

На нахождение цели неточной игры ушло три с половиной года. Мат — цель точной игры; цель достигнута — игра закончена. А как же в анализе усеченного дерева? Там цель точной игры (мат) бесполезна, как правило, варианты в усеченном дереве не могут быть завершены из-за мата. Во всех играющих программах (кроме "Пионера") цели неточной игры нет. Это приводит к тому, что усеченное дерево, содержит в основном, мусор, так как варианты обрываются не по смыслу, а по достижении предельной длины. Итак, при формировании усеченного дерева должна действовать цель неточной игры.

В шахматах цель неточной игры — выигрыш материала. По типу это будет та же цель, что и точная (мат). В 1964 году я нашел, что в шахматах все начинается с нападения на фигуры противника, с выигрыша материала. Но ведь траекторий, по которым можно напасть на фигуры противника превеликое множество! Как ограничить информацию об этом ?

Горизонт — это предельно допустимое время в полуходах, которое дано для взятия неприятельской фигуры. Таким образом, горизонт лимитирует время передвижения фигуры по траектории к конечному полю этой траектории, иначе говоря горизонт лимитирует число передвижений фигуры по ее траектории. В середине игры горизонт шахматного мастера равен примерно 4 полуходам (траектория из двух передвижений) — фигур много, целей (мишеней) — много, горизонт должен быть небольшим, и количество мишеней, которые мастер учитывает, сокращается. В эндшпиле фигур мало, горизонт должен расти (особенно с разменом дальнобойных фигур), что способствует поддержанию разумного числа нападений.

Обычно математики используют при формировании дерева только оценочную функцию, пренебрегая целью неточной игры. Должен сознаться, что сам смешивал эти два понятия, не усматривая между ними какого-либо различия. А различие есть, и весьма существенное.

Функция оценки позволяет подсчитать результат игры в каждом узле дерева перебора, в том числе и в конечном узле варианта перебора. Можно сказать, что функция оценки позволяет оценить, насколько хорошо (или плохо) достигнута в варианте цель игры. Оптимальный же вариант, определяемый минимаксной процедурой, основывающейся на значениях оценочной функции в конечных узлах вариантов перебора, дает возможность оценить достижение цели во всем объёме дерева перебора.

Когда есть в программе лишь оценочная функция, оборвать и отсечь варианты логически, определить логическое направление движения фигур нет возможности. Тогда и продолжаются все варианты до предельной длины... Некоторые специалисты утверждают, что цель игры состоит в максимизации оценочной функции — это камуфляж отсутствия цели. Максимизация оценочной функции всего лишь элемент минимаксной процедуры, и не более! Без цели игры небольшое, "человеческое" дерево перебора не сформировать.

Когда цель неточной игры есть, решающее влияние на размер дерева оказывает многоступенчатость исследуемой системы. Если рассматривать шахматную игру как единое целое, как единую систему, то небольшого дерева не сформируешь. Можно считать, что шахматный мастер воспринимает шахматы как трехступенчатую систему управления.

Низшие ступени (1) соединяются в средние (2), а затем — в единую высшую (3). Это весьма выгодное дело по сравнению с единой, одноступенчатой системой — с точки зрения поиска решения. Единую систему и нужно анализировать. А когда система многоступенчатая, можно лавировать. Шахматная доска заменяется ее математическим отображением (МО), моделью, которая и подлежит анализу. В это МО мы уже можем включать не все первые ступени и не все вторые ступени, а лишь те ступени, что могут повлиять на выбор хода (принятие решения). Это приводит к дополнительному сокращению дерева перебора.

Первой ступенью шахматной системы управления является фигура, атакующая по траектории нападения неприятельскую фигуру. Первая ступень сама по себе является элементарной системой управления, и у нее должна быть цель игры — в данном случае целью игры является выигрыш неприятельской фигуры (мишени). Это было установлено в 1964 году. С этого момента, до формализации второй ступени — зоны игры — ушло долгих пять лет...

Чтобы понять суть дела, достаточно ознакомиться с зоной нападения. В зону входит атакующая фигура (+) с траекторией нападения (эта траектория названа комлевой), атакованная фигура (-) — они входят в первую ступень, а также две "команды" отрицающих фигур разного цвета, действующих по траекториям отрицания. Фигуры (+) поддерживают действия комлевой (атакующей) фигуры, фигуры (-) — препятствуют действиям фигур (+). Отрицающие фигуры (+) находятся на расстоянии всего в одно передвижение от конечных полей своих траекторий. Они находятся в засаде и не имеют права двигаться вперед, так как принято, что лишь одна фигура (комлевая) стороны (+) перемещается по комлевой траектории по направлению к своей цели (мишени). Пока же движется комлевая фигура (+), могут перемещаться отрицающие фигуры (-), но чем ближе комлевая фигура к своей цели, тем меньше времени остается для фигур (-), чтобы поспеть к конечным полям своих траекторий. Это приводит к тому, что "горизонт" для отрицающих фигур (-), который определяют фигуры (-), участвующие в зоне (в отличие от предельного "горизонта" для комлевой фигуры), является величиной переменной. Наивысшее значение этого переменного горизонта Н_х связано со значением предельного горизонта, которому был присвоен индекс Н _Lim.

Таким образом, вторая ступень — зона игры — оказалась строго детерминированной, что и позволило впоследствии представить образование зоны в виде программы для ЭВМ. Третья, высшая ступень — МО была введена в алгоритм тогда же, но формализована была значительно позже — через 9 лет, да и то после того, как уже более 5 лет продолжалась работа над программой. По этим датам можно судить о том, какая ступень трехступенчатой модели шахматной игры оказалась сложнее: на первую ушло 3,5 года, на вторую — 5 лет, а на МО — около 9.

В основе алгоритма лежит триединый принцип включения фигур в игру: включаются лишь те фигуры, с которыми связана надежда, на то, что эти фигуры своевременно примут участие в игре и что это может привести к лучшим результатам по материалу. Итак, надежда на своевременность и наибольший выигрыш. Если первая и вторая ступени формируются лишь с учетом своевременности, то разрешение на их формирование и включение в МО происходит с учетом возможного улучшения результатов перебора. По этому совмещенному принципу происходит формирование МО — модели шахматной игры.

В январе 1972 года началась непосредственно работа над написанием программы. Два программиста — Борис Штильман и Александр Юдин начали с написания подпрограммы поиска хода в оригинальной позиции и создания библиотеки дебютов. Через несколько месяцев программа уже находила траектории передвижение фигур. Началась работа по созданию библиотеки эндшпиля. После устранения текущих ошибок была создана подпрограмма получения зоны игры.

"Михаил Донской: Я Билла Гейтса ни в чем не виню"

Вчера — один из создателей лучшей в мире для своего времени (1974 г.) шахматной программы "Каисса". Сегодня — руководитель команды разработчиков "Диско" и создатель "Лексикона" нового поколения. Завтра, наверняка, участник чего-то не менее увлекательного и актуального. Все это — Михаил Донской. Ему нравится решать "трудные и красивые задачи" в области компьютерных наук. Он называет себя "computer sсientist". И не беда, что нет такого понятия в русском языке. Главное, что есть у нас такие люди. Кстати, эти люди обладают одной замечательной чертой: они всегда стремятся понять наши "пользовательские" нужды. Сам Михаил Владимирович даже пытался создать "Лигу защиты пользователей от программистов". Впрочем, об этом вы узнаете от него самого. Предлагаем вам его интервью-монолог.

Искусственный интеллект и шахматы

Проблема искусственного интеллекта, (термин придумали Алан Тьюринг и Джон Маккарти), решена. Давным-давно и совершенно хулиганским способом — программой "Элиза". Это проблема — как сделать так, чтобы, беседуя через экран монитора, вы не знали, с кем беседуете — с человеком или с компьютером. Вот был момент, когда машина не умела играть в шахматы, а затем наступил момент, когда она обыграла чемпиона мира. Распознавание образов (распознавание трехмерных сцен, рукописного или печатного текста и так далее) — вторая задача из области искусственного интеллекта, которой я не занимался и не люблю ни в каких формах. Сейчас о задаче распознавания уже никто не говорит, потому что она очень просто решается.

В 1985 году само направление ИИ было "съедено" жуликами, действовавшими под лозунгом "экспертная система". В отличие от тех задач, которые решали мы, программисты (распознавание образов или создание шахматных программ), в случае с экспертными системами не было ни науки, ни научных методов. Их идея заключалась в следующем: "Давайте расспросим человека, как он принимает решения, и запишем это в программу". Появились какие-то безумные понятия типа "размытых множеств", не решающих ни одной задачи... Я бросил за этим следить 15 лет назад.

Искусственный интеллект — два разных направления: антропоцентрическое и машиноцентрическое. Одно говорит: давайте научим машину играть в шахматы, как человек, а второе — давайте научим ее играть посильнее. Первое направление тупиковое по определению: чтобы копировать человека, надо знать, как он играет. Научить компьютер мыслить, как человек, — задача безумная и неконструктивная. Михаил Ботвинник, написавший свой собственный шахматный алгоритм, думал, что он знает. (Кстати, единственное место, где господин Ботвинник изложен технически правильно, — это книжка "Машина играет в шахматы", в которой Георгий Максимович Адельсон-Вельский аккуратно изложил алгоритм Ботвинника. Сам Ботвинник сделать это был не в состоянии. Он был энергетиком — не математиком). У него были очень неслабые идеи, ведь все-таки он был умный и интересный человек. Но если говорить о результатах работы, как сказал ему Кэн Томпсон, человек, сделавший сначала ЮНИКС, а потом шахматную программу: "в 81-м году рассуждать об алгоритмах, не имея программ, неприлично". У Ботвинника была программа ("Пионер"), но она не играла в турнирах никогда.

Все задачи, которые были решены: и шахматы, и распознавание образов — это были задачи самого передового фронта. Когда задача решена, естественно, она уходит с этого фронта. Рано или поздно встает другая. Теперь вопрос — какая задача решается сегодня искусственным интеллектом? Слушаю внимательно и ничего не слышу... Поэтому я и ушел.

Про себя и про "Диско"

И, кстати, очень интересная миграция произошла: со многими ребятами, которые действительно получали хорошие результаты в области ИИ, мы встречались потом на конференциях по проблемам пользовательского интерфейса. Потому что там та же самая изюминка была: тяжелая задача. А сделать программу удобной — тяжелая задача. И есть люди, которые находят вкус и удовольствие в решении тяжелых задач. Открывается новая область, мы там некоторое время работаем, потом за нами идет толпа ребят защищать диссертации, печатать книжки — и в этой области больше нечего делать. Мы переходим в следующую.

Я занимался очень разными вещами в жизни, очень часто делал уникальные вещи. Но есть во всем этом нечто общее — это трудные красивые задачи. Вот смотрите. С клиентом можно работать двумя разными способами: первый — делать то, что ему нужно, второй — "втюхивать" ему то, что есть. 99 процентов работают вторым способом, потому что первым — трудно. Моя позиция такая: пользователю не нужно объяснять, как ему хорошо, ему надо делать хорошо. Но дело в том, что заказчиков, которым нужно, чтобы им повесили лапшу на уши, полным-полно. Такой заказчик до меня и дойти не успеет. Его тут же, в дверях, перехватят 10 человек. А вот если у него действительно трудная задача, если его уже в 15-и местах "послали" подальше со словами "вы слишком многого хотите", тогда это мой заказчик. Потому что все знают, что я делаю в срок, делаю качественно и то, что от меня хотят.

Мы все время балансируем между Западом и Россией. Если смотреть на историю компании, в 1994-м она была организована в Америке, когда здесь все было плохо. В 1996-м году в Америке был небольшой спад, а здесь — подъем. Мы перебазировались сюда. В 1998-м — обратно. Теперь — снова сюда. Европу вот "зацепили" — Швецию с Францией. Так и работаем — где лучше, где мы нужны.

Наша фирма имеет горизонтальную структуру. Маленькие компании — они обычно горизонтальные. Я сейчас пытаюсь выстраивать вертикаль, и это очень тяжело. Проблема роста всегда же связана с построением вертикали. Сейчас нас 18 человек — 10 программистов и 8 менеджеров, дорастем и до 50. Кризис в Америке нас ведь тоже остановил. Вы не представляете, как было классно во время этого бума — мы работали быстро и хорошо. Например, у кого-то есть гениальная идея, нас просят сделать прототип, мы его делаем, они нам платят, а затем получают свои инвестиции. Всем хорошо. Сегодня, когда все всё потеряли, люди хотят быстро обернуть деньги. Проекты, которые не обещают окупаемости через 12 месяцев, там сегодня вообще не рассматриваются. Мы открыли новую линию — корпоративные решения на карманных компьютерах. И американские инвесторы поставили нашим американским партнерам условием срок окупаемости проекта не 36 месяцев, как это было раньше, а 12.

Компьютер и общественное сознание

Я считаю, что если человек не умеет работать на компьютере, но умеет снимать кино — то он ничем не хуже меня. Просто он пытается сделать кино мне понятным, а я пытаюсь сделать компьютер понятным ему. Был такой журнал "Андрей", с голыми девушками. Я не знаю, что с ним стало, но лет пять назад "Плэйбоя" в России еще не было, а "Андрей" уже был. И однажды главный редактор Алексей Вейцлер заказал мне статью про компьютеры. Он потребовал, чтобы название было "Кто идиот?", а статья могла быть про что угодно, связанное с компьютером. Я написал ему в ответ ровно этот вопрос. На самом деле, кому нужна эта статья в таком журнале? Он говорит: "Ну, не скажи, мы между фотографиями печатаем очень серьезные статьи. Вообще, — говорит, — я тебе обещаю, что твоя статья будет рядом со статьей Васи Аксенова". Договорились. Статью я ему написал — про религиозное отношение к компьютеру. Суть ее была такой, коротко...

Есть только два феномена у человека, где он вину изначально принимает на себя: в общении с Богом и с компьютером. Но почему именно компьютер занял такое божественное место? Слава Богу, сейчас он потихоньку оттуда уходит. Понемногу люди начинают понимать, что если у них проблемы с компьютером, то это проблемы компьютеров, а не их самих. Я не обладаю божественным знанием о компьютерах. Общественное мнение должно давить на компьютерщиков. Это то же самое, что у нас каждый год происходит с горячей водой. Общественному сознанию внушили мысль, что раз в году надо менять трубы. И дело здесь ни в рынке, ни в деньгах. Пока общество это терпит, это будет продолжаться. В Америке есть такая организация — Electronic Frontier Foundation. Они много чего делают. Организовать такую же в России мне не удалось. Я хотел создать "Лигу защиты пользователей от программистов". В нее должны были входить только гении от компьютеров, только самые известные люди в этой области. Они обязаны были присягнуть "хартии" в том, что главное для них — пользователь, что они будут следить за тем, чтобы их коллеги не вешали пользователям лапшу на уши и т.д. А такое обещание требует знания того, а что ты сам умеешь, выполняешь ли ты задачи, которые удобны пользователю. Я, например, не боюсь поставить свою подпись под таким заявлением. А много ли таких? Вот потому и не удалось.

"Микрософт" и Билл Гейтс

Закончится ли эпоха "Микрософта"? Может, да, может, и нет. Они могут образумиться... А вот как вы думаете, эпоха IBM закончилась или нет? За годы кризиса акции всех компаний упали минимум в два раза, в т. ч. "Микрософт", у других — в сотни раз, третьи ушли с рынка. Кроме одной — IBM. Это единственная компания, которая кризис пережила более или менее спокойно. Так что этот зверь еще на арене. Мы не видим его, потому что он не на арене персональных компьютеров. Он на арене AS/400, средних машин, больших машин. Но там все в порядке, уверяю вас. Посмотрите, что делает IBM в России на рынке корпоративных систем, с кем работает, с какими организациями. Все почему-то окрысились на "Микрософт", а он ведь только вторым в списке. IBM за всю свою историю, злые языки говорят, купила всего одну лицензию, на MS DOS у Билла Гейтса. Все остальное они получили либо покупая компании, либо — продукты. Компания существует сто лет. И никто с ней ничего не сделал до сих пор.

Все ругают Билла Гейтса за его программные продукты. А "Микрософт" ни в чем не виноват. Это проблема отсутствия адекватного общественного сознания. Если мне не платят деньги за то, чтобы делать хорошо, и, наоборот, приплачивают немножко за плохое качество — я буду делать плохо. Это в человеческой природе. Но "Микрософт" — это еще новичок в среде бандитов. Вернемся к небезызвестной фирме IBM. На мэйнфремах была такая операционная система IBM/360. Она была безумно плохо написана — IBM одной рукой продавала компьютеры, а другой — операционные системы. На любые нарекания в адрес этой ОС вам говорили: "Ну, ребята, у вас маленькая память, у вас слабый процессор, у вас мало дисков — покупайте, покупайте, покупайте!" Тот же эффект мы сейчас имеем у "Микрософта" и "Интела", почему их и называют Wintel. "Микрософт" получает с каждого проданного компьютера по 100 долларов. Поэтому он заинтересован в том, чтобы люди покупали новые компьютеры. И делает программы такими плохими, чтобы на старых компьютерах они не шли. Я не знаю, нарочно они это делают или нет. Но если с меня не будет спрашивать заказчик, то он и не получит ничего. Мы сами позволяем себе иметь Word и все связанные с этим проблемы. Мы позволяем иметь стандартный текстовый редактор, формат которого считается коммерческим секретом одной фирмы.

Другое дело, что очень трудно бороться с тем, что одна и та же фирма ставит и "офис", и операционку. Ах, вы не будете ставить Windows? — тогда за "офис" мы с вас возьмем не 50 долларов в OEM-ценах, а 500 в retail. И это при цене компьютера 700 долларов! Вот это да, вот это удар... Да вы и сами знаете историю с судебными исками, которые предъявляют Штаты "Микрософту". Они — как раз об этом, о том, что нельзя одновременно с Linux поставить Microsoft Office по OEM-цене. Если корпорацию разделят, думаю, что проблема может быть решена. Опять же, я Билла Гейтса ни в чем не виню. Если мне дать ружье — я тоже постреляю. Нормально!

У "Микрософта" свои проблемы. Кстати, никто из журналистов не обратил внимания: Стив Балмер два года назад (еще до кризиса) сделал потрясающее заявление, что акции "Микрософта" перегреты. Все тихо и мирно пропустили это мимо ушей, не поняв, как, почему руководитель компании мог сказать такое? А знаете, почему? Потому что он потерял управление компанией. Выяснилось, что в структуре доходов работников "Микрософта" доходы от их акций в несколько раз превышали их зарплату. Человек получал $120 тысяч в год оклада и $500 тысяч в год дохода от своих акций. Один мой знакомый Натан Мирвольд (вице-президент "Микрософта" по технологиям, физик по образованию) вообще ушел рыбу ловить и не вернулся. А к чему ему эти сотни долларов, когда у него акций на сотни миллионов? Вот их реальная внутренняя проблема. Как я могу управлять человеком, который получает у меня 100 тысяч, когда у него акций на 500 тысяч. Как его стимулирует премия в 20 тысяч?

Почему мне интересно? А меня просто носом в это ткнули. Я был на чемпионате мира среди шахматных программ в Германии в 1999 году в качестве почетного гостя. Одно из призовых мест — первое или второе — заняла программа бывшего сотрудника "Микрософта", который ушел на пенсию в 24 года, 5 лет до этого проработав в корпорации. Захотелось ему написать шахматную программу. Уволился. Дохода ему хватало. Он сделал шахматную программу, практически, самую сильную на чемпионате. (Там вообще интересная ситуация была: участвовало огромное количество профессиональных команд, а выиграли два любителя, не поддержанные никем и ничем. Сейчас мир, на самом деле, "плоский" в этом смысле — можно делать программу где угодно. А почему нет, если вы, к примеру, живете в Сиэтле, имеете мощный компьютер и интернет-доступ?) Накануне этой истории, уезжая из Москвы, я слышу про Натана. Одновременно с этим я читаю в Интернете, что еще восемь начальников отделов "Микрософта" уволились просто так — взяли неоплачиваемые отпуска на неопределенное время. Затем Стив Балмер делает свое заявление. И для меня все эти картинки сложились в одну. И я увидел, что у этой фирмы очень тяжелая проблема. Мало того, что с нее никто не требует качество, так и сама фирма не может спросить со своих сотрудников...

Поэтому вот эта огульная ненависть к "Микрософту" — она на эмоциональном уровне. Мы говорим: ах, они плохие, давайте плевать им в лицо и пользоваться их программой. А вывод простой — не надо ненавидеть, надо требовать свое. Общественное сознание формировать надо. Как? У англичан на эту тему есть выражение: "Есть много способов снять шкуру с кота".

В 1981 году Кэн Томпсон был приглашен в Москву спорткомитетом как автор шахматной программы, занявшей первое место на чемпионате мира (1980 г.). Он должен был привезти свою машину Belle. Шахматная федерация долго решала, кого выставить играть против нее. В итоге выбрали 15-летнего Широва, который тогда играл на уровне гроссмейстера, но официально им не был. Ему просто нужно было набрать некоторое количество баллов на турнирах. Стоит заметить, что машина играла всего лишь на уровне первого разряда. Но ведь нужно было непременно доказать превосходство советского ума над американской техникой. Во время подготовки программы визита я предложил подарить Кэну майку с символикой московских Олимпийских игр 1980 года — он коллекционировал различные майки и был бы наверняка рад небольшому сувениру. Шахматы хоть и не включены в программу Олимпийских игр, но все же были далеко не последним видом спорта в СССР. После трехдневных дебатов комитет вынес свой вердикт — олимпийских маек в спорткомитете не осталось.

Михаил Моисеевич Ботвинник и я встретили Кэна в аэропорту и сразу же отправились к грузовому терминалу, чтобы получить Belle, где нам и сообщили, что машины нет. Выяснилось, что Belle была задержана еще в аэропорту Кеннеди — она попала под поправку Джексона-Вэника. Поскольку машина состояла из очень мощных элементов, таможенная служба не разрешила ее вывоз из США, посчитав, что в Советском Союзе она будет просто разобрана. После этого Кэну устроили полную обструкцию, отменив все его публичные выступления, включая матчи в шахматном клубе и лекции по UNIX в университете. Надо было видеть этого несчастного человека, которого на десять дней разлучили с компьютером. Кэн просто не мог жить без машины. У него не было даже нормальной записной книжки — все свои заметки он хранил в памяти компьютера. Сейчас этим, конечно, никого не удивишь, но ведь действие происходило в далеком 1981 году. В итоге он общался только с тремя людьми: Ботвинником, мной и переводчиком. Был очень теплый май, мы много гуляли по Москве, но развлечений у Томпсона было мало. Для меня это было выгодно — я имел возможность близко познакомиться с этим интересным человеком. В этот же визит мы побывали у Ботвинника на даче — официально Кэн Томпсон был его гостем и гостем спорткомитета, хотя обычно все шахматные программисты приглашались мной и ГКНТ. Ботвинник, как обычно, начал расписывать достоинства программы ПИОНЕР. Кэн был расстроен свалившимися неудачами, и Михаил Моисеевич попал ему под горячую руку. Томпсон сказал: “Возможно, в 70-х разговоры о шахматных алгоритмах без программ были хоть чем-то оправданы, но идет уже 1981 год. Иметь только алгоритм странновато, потому что его программная реализация — дело техники”. Ботвинник пришел в дикую ярость.

Вообще Ботвинник был незаурядным, ярким человеком, без его участия “Каисса” не играла бы на чемпионате мира, потому что он решал все вопросы с ЦК партии. Но жил он в своем собственном мире: имел квартиру на Фрунзенской набережной, дачу на Николиной горе рядом с “владениями” Туполева. Ботвинник абсолютно не понимал антисемитизма 70-х годов. Он все время жаловался, что в Советском Союзе плохие компьютеры, и однажды ему предоставили машинное время в Ганноверском университете. Ботвинник должен был поехать со всей своей командой, которая полностью состояла из “простых еврейских программистов”. Когда ему по понятным причинам отказали, он подал жалобу в отдел науки ЦК. В итоге срочно собралось специальное заседание, главной целью которого было придумать более или менее приличный повод и ширму для отказа. Сказать Ботвиннику прямо, что евреи “невыездные”, никто не решался — рамки приличий пытались соблюдать: формально у нас была дружба народов и полный интернационализм. Все кроме Ботвинника понимали сложившуюся ситуацию. В итоге, когда фантазия участников заседания иссякла, Гурий Иванович Марчук, в то время президент сибирского отделения Академии наук, сказал: “Программа ПИОНЕР настолько хороша, что вывоз ее за границу можно сравнить только с вывозом секрета атомной бомбы”. После этого прецедента, даже если бы ПИОНЕР был реализован в виде программы, а не существовал как алгоритм, он вряд ли участвовал бы в чемпионатах мира.

В 1977 году Ботвинник был приглашен на Второй чемпионат мира среди шахматных программ в Торонто в качестве почетного гостя. Мы с Арлазаровым приехали за месяц до начала — нужно было адаптироваться к другой операционной системе, поставить программу на машину. Я узнал, что за десять долларов (а это были большие деньги) можно было добраться на автобусе до Ниагарского водопада, и предложил Ботвиннику туда съездить. Ботвинник отказался наотрез. Он всегда жестко ставил свою позицию не только на доске, но и в жизни, и неукоснительно её выдерживал. И буквально через час ко мне подошел молодой человек, оказавшийся председателем шахматного клуба. Далее история развивалась как в Нью-Васюках. Он пригласил меня и Ботвинника на шикарную экскурсию на Ниагару: мы пообедали в крутящемся ресторане с видом на водопад, покатались пароходиками прямо под струями.

Михаил Ботвинник был очень странным человеком. Каждые два года в институте, связанном с электроэнергетикой, где он работал, рассматривалась целесообразность продолжения работы над ПИОНЕРом. И каждый раз собирался ученый совет, который решал — закрывать тему или нет. Я многим обязан Михаилу Моисеевичу, поэтому честно приезжал на заседания и рассказывал, что ПИОНЕР — это гениальная программа и она должна развиваться. После чего Ботвинник заявлял, что раз уж автор “Каиссы” хвалит ПИОНЕР, то она чего-нибудь да стоит. Ученому совету ничего не оставалось, кроме как доблестно утверждать продолжение разработки. Однажды буквально через два дня после моего очередного выступления я столкнулся с Ботвинником у дверей Колонного зала Дома Союзов — он в шикарном костюме встречал машины с высокопоставленными чиновниками. Оказалось, что ему в этот день исполнилось 75 лет. Я понимаю — он мог забыть меня пригласить заранее, но, поздравив его у Колонного зала, приглашения внутрь я так и не получил. Логика этого человека мне просто непонятна. С подтверждением этого факта я столкнулся на защите диссертации его любимого ученика Бориса Штильмана. Темой диссертации было применение методов шахматной программы ПИОНЕР к развитию советской энергетики. Защищать диссертации по программированию было очень тяжело, потому что программа как таковая не являлась объектом научного исследования. Как проходила защита диссертации — тема следующей колонки.

"Каисса" участвовала в первых трех чемпионатах мира среди шахматных программ (1974, 1977, 1980 гг.) и заняла соответственно первое, второе и четвертое места. Официально авторами "Каиссы" являются Г.Адельсон-Вельский, В.Арлазаров и М.Донской. Непосредственно над программой работали А.Битман, А.Бараев, А.Усков, А.Леман, М.Розенфельд.

Г.Адельсон-Вельский — один из первых советских программистов (вместе с А.Кронродом, А.Брудно, Г.Ландисом и др.). Занимался программами, связанными с ядерной физикой, в ИТЭФ, где придумал много алгоритмов, ставших классическими. Особо следует отметить равновесные бинарные деревья, которые во всем мире называются АВЛ-деревья по именам авторов — Адельсона-Вельского и Ландиса. После кратковременного преподавания в МГУ работал в ИПУ и ВНИИСИ над дискретными алгоритмами, сетевым планированием и искусственным интеллектом. Сейчас живет в Израиле и работает в "Технионе" над проблемами NP-полных задач.

В.Арлазаров — создатель оригинальной советской СУБД ИНЕС, на базе которой было сделано много информационных систем разного уровня. Всю жизнь работал над программами распознавания. В настоящее время — Генеральный директор компании Cognitive Technologies, знаменитой своей OCR-системой Cuineform и системой "Евфрат".

М.Донской — автор архивной системы ИНЕС, бывшей основой системной поддержки многих ВЦ на базе ЕС ЭВМ. В последнее время занимается проблемами пользовательского интерфейса. Сейчас — Генеральный директор фирмы ДИСКо (Donskoy Interactive Software Company), известной "ДИСКо-Командиром", рядом продуктов для Интернета ("ДИСКо-Качалка" и др.).

1963 год — начало работ над первой советской шахматной программой в Институте теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ) в лаборатории под руководством А.Кронрода. Первые авторы — Г.Адельсон-Вельский, В.Арлазаров, А.Битман, А.Животовский, А.Усков, А.Леман, М.Розенфельд.

1967 год — первый международный матч шахматных программ. Состязались программа ИТЭФ и программа Стэнфордского университета (Пало-Альто, шт. Калифорния), сделанная под руководством Дж.Маккарти. Маккарти знаменит тем, что в 1952 г. на пляже в Сан-Диего вместе с А.Тюрингом придумал словосочетание "Искусственный интеллект", и тем, что стал автором языка ЛИСП — первого языка программирования, созданного специально для задач по проблемам искусственного интеллекта. Регламент матча — четыре партии. Со стороны Стэнфорда играла одна и та же версия, со стороны ИТЭФ — две, различавшиеся глубиной перебора. Ходы передавались по телеграфу раз в неделю (это в те-то времена из "ядерного" института!). Матч продолжался целый год и закончился со счетом 3:1 в пользу ИТЭФ.

1969 год — письмо в поддержку несправедливо посаженного в психушку математика Есенина-Вольпина (сына поэта) среди прочих подписали А.Кронрод и Г.Адельсон-Вельский. В результате лаборатория была расформирована и основная её часть под руководством В.Арлазарова, но без А.Кронрода, через некоторое время осела в Инcтитуте проблем управления.

1970 год — механико-математический факультет МГУ окончила целая группа учеников Кронрода и Адельсона-Вельского, занимавшаяся в знаменитом семинаре по дискретным алгоритмам. Итоги семинара:
· Г.Адельсону-Вельскому было запрещено преподавать в МГУ;
· М.Кронрод сделал рекордный и неулучшаемый алгоритм сортировки;
· Е.Диниц и А.Карзанов перекроили теорию потоков в сетях;
· А.Карзанов создал качественно новую теорию линейного программирования;
· остальные участники семинара разработали ряд уникальных эффективных алгоритмов для решения классических дискретных задач;
· М.Донской начал работу над алгоритмами сокращения перебора в шахматной программе.

1972 год — в ИПУ создана новая шахматная программа, сразу вступившая в матч по переписке с читателями газеты "Комсомольская правда". С легкой руки журналистов "Комсомолки" программа получила имя "Каисса". Результат матча — полтора на пол-очка в пользу читателей, что тогда было огромным успехом. "Каисса" получила мировую известность, что породило у Ассоциации вычислительной техники (ACM) идею провести чемпионат мира среди шахматных программ.

1974 год, 4-8 августа, Стокгольм — первый чемпионат мира среди шахматных программ. Участвовали 12 программ. Регламент — 4 тура по швейцарской системе. Получив 100%-ный результат, "Каисса" становится первым чемпионом мира. Но в ходе турнира ей не пришлось встретиться с сильнейшей американской программой того времени Chess 4.0. Состоялась показательная встреча, закончившаяся вничью и снявшая вопрос о справедливости победы "Каиссы". Еще раз победу "Каиссы" подтвердил последовавший семинар, на котором были изложены уникальные методы, реализованные в "Каиссе".

1977 год, июль — вся команда "Каиссы" (В.Арлазаров, Г.Адельсон-Вельский, М.Донской и др.) переходит из ИПУ в Институт системных исследований.

1977 год, 6-9 августа, Торонто — второй чемпионат среди шахматных программ. Chess 4.0 берет реванш и становится чемпионом мира. "Каисса" делит второе место с американской же программой Duchess.

1980 год, сентябрь — последнее выступление "Каиссы" на чемпионате мира. Результат — поделённые места с четвёртого по седьмое. Отставание в используемой вычислительной базе делает бессмысленными дальнейшие выступления "Каиссы" на чемпионатах мира.

Сейчас уже трудно себе представить эру мэйнфреймов — больших компьютеров, каждый из которых занимал приличный зал. Но в начале 70-х это было последним писком. В те годы компьютеры только начали появляться в далеких от военных нужд областях. По непонятным причинам в это время в СССР были произведены "массовые" (пяток экземпляров) закупки компьютеров британской фирмы ICL (а не тогдашнего законодателя мод — фирмы IBM). Один из них попал в ИПУ, где группе Арлазарова пришлось быть первопроходцами пакетной многозадачной работы на компьютере. До этого программисты работали в кодах, которые отлаживались непосредственно за пультами, а тут пришлось пользоваться языками программирования. Именно пришлось, потому что многозадачный режим не допускал традиционного в то время ручного закрепления областей памяти за кусками программ и переменными. А сделать "плавающую" по памяти программу в кодах практически невозможно. Языки же программирования (Фортран и Ассемблер) казались насилием над творческой мыслью. В результате дорогая и мощная (по тем временам) техника почти все время простаивала. В основном ее загружали двумя задачами. Одна — расчет специалистами Института физики Земли возможности землетрясений, в результате чего было предсказано невероятное (с точки зрения сейсмологов) землетрясение в Румынии. Вторая — разработка шахматной программы на базе старой программы ИТЭФ.

К 1972 г. была сделана приличная шахматная программа и газета "Комсомольская правда" (тогда очень популярная) организовала матч этой программы с читателями. Потребовалось громкое название, и шахматный обозреватель "Комсомолки" А.Хенкин придумал слово "Каисса". Регламент матча был прост. Каждая сторона играла одну партию белыми, а другую — черными. За неделю делался ход каждой стороной. Ходы читателей выбирались по числу голосов. "Каиссу" тоже никто не контролировал, но мы этим не пользовались. В субботу выходила газета с очередной позицией, до вторника приходили письма, в четверг ночью "Каисса" просчитывала свои ответы. Матч занял почти год — с января по ноябрь — и закончился победой людей со счетом 1,5 на 0,5. Те, кто помнят жаркое лето 1972 г., могут позавидовать авторам "Каиссы", проводившим пару дней в неделю в кондиционированном машинном зале — самом прохладном месте Москвы.

Матч привлек внимание всего мира (я знаю даже иностранца, выучившего кириллицу и немножко русский язык, чтобы быть в курсе игры), и нас пригласили участвовать в чемпионате мира 1974 г.

Начиная с 1972 г. в США и Канаде проходили ежегодные чемпионаты Северной Америки среди шахматных программ, организованные ACM. Матч "Каиссы" навел организаторов этих турниров на мысль провести чемпионат мира, организацию которого в рамках своего регулярного конгресса взяла на себя ИФИП. Были "приглашены" 16 программ из разных европейских стран, Канады и США. О чемпионате было заявлено заранее. Он проходил в одном из лучших отелей Стокгольма. Билеты в концертный зал отеля, где сидели участники, продавались, и недешево. Впрочем, тогда Швеция была одной из самых богатых стран мира. Естественно, притащить мэйнфреймы со всего мира в Стокгольм не представлялось возможным. Компьютеры-заменители тоже нашлись не для всех участников, поэтому основным средством связи был телефон (не Интернет, а обычный телефон). В машинных залах, где играли программы-участники, находились специальные представители ИФИП, в чью задачу входил контроль за тем, чтобы программисты не вмешивались в ход партий. А в турнирном зале с телефонными трубками в руках сидели авторы программ. Регламент турнира требовал присутствия в зале именно автора программы (или одного из них, если их было несколько, как в нашем случае), а не представителя (а то вряд ли бы мне пришлось побывать в Стокгольме — представители у нас тогда были на все случаи жизни).

Основное отличие чемпионата программ от обычного шахматного турнира — дикий шум в зале. Во-первых, участники были вынуждены кричать в трубку. Я оказался счастливым исключением — связь с Москвой работала великолепно, потому что была организована по специальному совместному решению трех ведомств: Комитета по науке и технике, Министерства связи и еще одного Комитета. Впрочем, никакого секрета мои телефонные переговоры не представляли, потому что они по громкой связи транслировались в конференц-зал ИПУ, где собирались наши болельщики. Дополнительный шум в турнирном зале создавали зрители, громко комментировавшие ходы участников (весьма далекие от идеала). Много новых русских слов услышал почтенный зал в эти четыре дня. Главный судья турнира — британец Дэвид Леви, шахматист и шахматный журналист — комментировал партии для зрителей. Дэвид хорошо представлял возможности шахматных программ и очень часто угадывал ходы.

Наконец, что было для меня самым главным, прямо за столиком переговаривались авторы программ. Пока программы думали над ходами, их авторы проводили весьма специфическую научную конференцию, ведь для многих это была первая встреча группы людей, подружившихся потом на долгие годы. Партии не откладывались, а игрались до конца (одна заняла не только вечер, но и всю ночь). Для участников в зале был открыт бар, где можно было не только выпить, но и поговорить обо всем на свете. Со мной общались, как с инопланетянином. Сведения о размере моей квартирной платы были восприняты как прямая пропаганда. (Потом, в Москве, у меня в гостях, один из участников турнира признал, что дороже за такую квартиру платить и не следует.)

Я выделялся из остальных участников не только своим социалистическим происхождением, но и еще двумя вещами. Я был, несмотря на всю силу советской шахматной школы, заведомо слабейшим шахматистом из всех авторов программ. Моё участие в обсуждении позиций быстро было признано излишним. Кроме того, я был единственным участником, претендовавшим на второе место в чемпионате (это — именно то, что я обещал компетентным людям в Москве), все же остальные претендовали только на первое. В результате все обернулось наоборот, именно "Каисса" заняла первое место. Мне была вручена для "Каиссы" золотая (в смысле из чистого золота) медаль чемпиона мира среди шахматных программ, сданная потом на хранение в ИПУ. В годы перестройки её след затерялся в музеях различных шахматных клубов, куда она передавалась без согласия членов авторского коллектива.

С точки зрения силы шахматных программ первому чемпионату мира похвастать нечем. "Каисса" играла в силу слабого первого разряда, что сейчас не котируется даже среди программ для персональных компьютеров. Зато с научной точки зрения первый чемпионат был прорывом сразу по нескольким направлениям. Тонкие методы сокращения перебора (названные теми, кто их не смог понять, "грубой силой"), обдумывание хода параллельно с противником, дебютные справочные на основе баз данных, нетривиальные алгоритмы распределения времени на обдумывание — все это сейчас кажется очевидным, но всерьёз после этого в алгоритмах продвинулась только одна группа Deep Blue, которая заслуженно победила в матче с Каспаровым.

Научная общественность адекватно отреагировала на чемпионаты мира среди шахматных программ. Игра в шахматы перестала считаться проблемой искусственного интеллекта, уступив место экспертным системам. В итоге сегодня в области искусственного интеллекта работает мало серьезных ученых. Дело в том, что уровень качества шахматных программ легко оценить объективно (в отличие от экспертной системы). Долгое время шахматные программы были полигоном для отработки методов принятия решений. А сейчас, когда нет ориентиров, очень трудно понять, работает метод или просто его автор умеет убедительно говорить. Но трудные задачи никуда не делись и среди них много таких, где качество результата можно оценить объективно. Туда и двинулось большинство серьезных специалистов, ранее занимавшихся искусственным интеллектом. Особенно много их работает в области взаимодействия компьютера и человека (проще говоря, пользовательского интерфейса). Но это уже другая история.

Компьютерные шахматы начались с Клода Шенона, который в 1948 году обозначил общую схему, как компьютер мог бы играть в шахматы. И эта схема оказалась настолько удачной, что и по сей день, грубо говоря, нет программы, которая бы играла по другой схеме.

Клод Шенон — создатель теории информации ?

Создатель теории информации и человек, делавший историю во многих областях. Первые шахматные программы появились в конце пятидесятых, сначала они были игрушечными. Играли на доске 6х6. Программы, играющие в нормальные шахматы, появились где-то в 1965 году. Первый международный матч шахматных программ был в 67 году, когда программа Института теоретической и экспериментальной физики (группа под руководством Александра Кронрода: Владимир Арлазаров, Георгий Адельсон-Вельский, Александр Битман, Анатолий Усков, Александр Животовский сделали первую программу, предтечу Каиссы) играла с программой Стэнфордского университета, созданной под руководством Джона Маккарти. Кстати, при проведении этого матча возникла проблема:

Джон Маккартни тоже крупный кибернетик ?

Да, это автор LISP (язык программирования — А.К.). Это человек, который с Аланом Тьюрингом придумал термин искусственный интеллект. В качестве забавной черты. Можете себе представить на секундочку, что институт делал тогда атомную бомбу. И вот когда из этого института передавали в Америку по телеграфу шахматные ходы, то КГБ вообще-то стоял на ушах. В конце 60-х все шахматные программы делались в крупных физических центрах, и это не удивительно. Все мощные компьютеры стояли там.

Вы говорите об Институте теоретической и экспериментальной физики под руководством Алиханяна ?

Алиханова. Было два брата. Один Алиханов, другой Алиханян. Потом история приобрела политическую окраску, когда Адельсон-Вельский и Кронрод подписали письмо в защиту Есенина-Вольпина, и их выгнали из этого института. Адельсона и Арлазарова взяли на работу в ИПУ (Институт проблем управления АН СССР), куда пришел и я, и в ИПУ мы сделали то, что журналист "Комсомольской правды" Хенкин назвал Каиссой. Мы-то работали без названия, без плановой темы, подпольно.

Наверное, все-таки в рамках каких-то научных программ, или просто из интереса к теме ?

Нет, это был просто интерес. Рабочее название программы, КВО, придумала Марианна Розенфельд. КВО значит — программа, которая всех обыгрывает. Мне были интересны две вещи. Хакерское программирование в кодах, чтобы программа быстро перебирала позиции и делала ходы. Саша Битман делал всю шахматную начинку, оценочную функцию, дебютную, справочную часть. А потом мой интерес сместился в сторону математики. Мы ввели понятие подобия деревьев. Ввели довольно тяжелую геометрию на шахматных деревьях и достигли очень интересных результатов, что и сказалось потом. В 1974 году Каисса стала первым чемпионом мира среди шахматных программ. И немного в сторону. Удивительная вещь была только у нас. Половина кода Каиссы была программа, которая докладывала, как машина перебирает глубокие варианты. Во время матча с читателями "Комсомольской правды" в 1972 году, который Каисса закончила с довольно почетным счетом 1,5:0,5 очка, наша работа заключалась в том, чтобы читать каждую неделю огромные листинги переборных вариантов, и надо было быть идиотом, чтобы не заметить, что важно отсекать не плохие, а повторяющиеся ходы. И это было нашей философией, приведшей к революции. А потом это подхватили другие, так как алгоритм мы опубликовали. В 74 году вышла книга на русском языке, в 78 она была переведена Springer-Verlag. Наши алгоритмы стали общественным достоянием. И в 80-м году, играя в Австрии на чемпионате мира, мы поняли, что все наши идеи уже знают, все их у себя реализовали:

Шайба была нами вброшена, техника у них была более мощной. Им и карты в руки. И дальше все пошло по нарастающей.

В качестве примера. Нам дали месяц, спасибо советской власти, на то, чтобы подготовиться к чемпионату мира в Канаде. Мы месяц проработали на крупном вычислительном центре в Канаде — Canada System Group. И там за месяц мы провели больше экспериментов, попробовали больше вариантов алгоритмов, чем за предыдущие шесть месяцев в Москве. Всё-таки это экспериментальная математика. Надо придумать алгоритм, надо его попробовать, надо получить обратную связь. Цикл экспериментов, то, что физикам хорошо понятно, для нас тоже играл большую роль. Я подчеркиваю, не так важно, на каком компьютере играешь в турнире. Очень важно, на каком компьютере проводишь эксперименты. Турнир это — выступление на защите диссертации, но диссертацию ещё нужно придумать, написать, доказать все теоремы. Вот эта, экспериментальная часть работы была просто непосильна на тех компьютерах, которые мы имели, и пришлось остановить работу по совершенствованию Каиссы.

Какого успеха добились компьютерные программы в последние двадцать лет ?

Людей, которые реально продвигают эту науку, не так много. Один из них — Ганс Берлинер очень яркая личность, профессор университета Карнеги-Меллон в Питсбурге. Он собрал очень мощную группу аспирантов, которые сделали феноменальные алгоритмы, направленные не как наши, на отсечение перебора, а, наоборот, на надежность перебора. На то, в каких позициях надо углубляться дальше, чтобы убедиться, что оценка правильная. Они внесли огромный теоретический вклад и потом, когда защитили диссертации, ушли от Берлинера в IBM и сделали программу Deep Blue. И все сегодняшние разговоры дилетантов о грубом переборе, о том, что решает мощность машины, это просто от незнания. Потому что вклад именно в теорию шахматного программирования этой группы очень велик. Они тоже открыли новое направление. Если мы ушли от общих потуг сокращать плохие ходы к сокращению похожих, одинаковых, то они — от сокращения перебора к углублению перебора в нужных местах. Они сменили парадигму, и это не замедлило сказаться на силе программы. Поэтому мне всегда очень обидно, когда говорят — мощная машина, мощная машина. Мощная машина теперь есть в доступе почти у каждого. Попробуйте сделать такую программу. А о спортивном качестве матча Каспаров — Deep Blue я, мягко говоря, небольшого мнения. Я думаю, что одна сторона играла этот матч как коммерческий, а другая как рекламный. Я не думаю, что результат этого матча означает победу искусственного разума над естественным.

Такое впечатление, что компьютеры уже превратили на каком-то уровне шахматы в крестики-нолики.

Все гораздо хуже. В 98 году в Линаресе как всегда был крупный турнир, а рядом с ним было много побочных. Главным из побочных турниров была "швейцарка" (проведение турнира по швейцарской системе — А.К.), куда допускались все игроки, заплатившие крупный денежный взнос. В основном в турнире играли гроссмейстеры, надеясь выиграть крупный приз. Приз выиграл человек, который до этого был известен силой игры на уровне второго или может быть первого разряда. Всех изумляло, почему в Линаресе в июне, жара, человек все время ходит в галстуке, костюме, очках. Он обыгрывал всех гроссмейстеров.

В 98 году ?

В 98 году. За все пять партий, которые он сыграл, он сделал одну ошибку, а именно: вместо слон h2 сыграл слон g2, что злые языки относят к тому, что он не расслышал ход, который был ему передан в наушники в очках. Он не пришел на награждение, потому что к этому моменту все его ходы были повторены программой. Нашли программу, которая повторяла все эти ходы. И это практически является доказательством того, что ему помогала шахматная программа. Играя решающую партию, вместо того, чтобы в один ход взять ферзя, он наоборот пожертвовал ладью для форсированного мата в пять ходов. Это типичная компьютерная игра. Люди так принципиально не играют. А вдруг, просчитался?

Взял ферзя и спокоен.

Взял ферзя и как-нибудь довезу. А здесь, наоборот, имея такую возможность, он пожертвовал ладью. Это событие в Линаресе вызвало широкий резонанс, потому что стало ясно, что если не блокировать помощь компьютера, то относительно слабый игрок может выиграть денежный приз у довольно сильных игроков. Тут же в начале 99 года был проведен матч Ананд — Карпов, в правила которого была включена легальная помощь компьютера.

То есть, можно было прямо во время партии пользоваться компьютером ?

Компьютер просто стоял на турнирном столике рядом с шахматной доской. После этого матча Карпов получил психологический удар, после которого не поднялся. Я видел видеозапись матча. Если Ананд все время смотрел в компьютер, то Карпов все время смотрел на доску. Карпов играл сам, а Ананд с помощью компьютера. Ананд выиграл этот матч 5:1, без разговоров. Просто без разговоров. Возник вопрос: можно ли вообще блокировать компьютер? Ясно стало, что помощь компьютера даже на уровне ведущих гроссмейстеров — это 700-800 очков Эло.

Это решающее преимущество.

Абсолютно решающее.

Полная страховка от грубых ошибок, что очень важно. Надежная тактика на 5-7 ходов. Компьютер не допускает тактических ошибок.

Человек может сосредоточиться на стратегии, а компьютер подчистит все огрехи. О зевках нет речи. Если есть какой-то тонкий тактический вариант, он безусловно будет найден.

Тогда, насколько я знаю, Каспаров провел во Франкфурте совещание с экспертами по безопасности, можно ли блокировать игроков от помощи компьютера. Выяснилось, что можно, если играть в закрытом помещении в голом виде. Если шахматы выживут, как спорт, то они с необходимостью придут к такой организации соревнований.

В закрытом, то есть, в специальном бункере, изолированном от внешних воздействий.

Шахматисты должны играть за очень мелкой металлической сеткой, чтобы до них не доходили электромагнитные волны.

И голые, чтобы нельзя было спрятать компьютер на себе.

Но, опять же, как в технике много раз бывало, если сейчас проблема безопасности решена, то мы не можем гарантировать, что через пять лет ее не преодолеют.

А потом, чисто по-человечески много занимаясь шахматами, я не понимаю, почему умение двигать фигурки по квадратному полю означает, что человек уже умнее всех. Я видел не у одного человека на свете такую странную веру. Шахматы и шахматы, игра есть игра. Я всю жизнь играл в бридж — гораздо более сложную игру, но я не думал, что от того, что я умею кидать карты на стол, я уже умнее всех на свете. Ну и бог с ними с шахматами. Мало ли видов спорта. Посмотрите на олимпийские игры. Одни виды спорта уходят, другие приходят. Какие-то скелетоны, лыжные спринты приходят, гонки патрулей уходят. Нормальный принцип. Шахматы пришли и ушли. Ничего страшного.

Уход шахмат, это как уход футбола. Шахматы — часть культуры.

Не хочу вдаваться в политику, но, конечно, в тюремной камере шахматная доска — очень полезная вещь, это правда. Но давайте понимать, что тот взгляд, который мы имели весь этот век — это взгляд наружу из очень узкого пространства.

Я хотел бы прокомментировать эту длинную Мишину тираду. Со многим я согласен, но у меня на что-то есть и свои взгляды. То, что сказал Миша про достижения создателей Deep Blue, конечно, справедливо. Но Deep Blue — суперпрограмма, которая изначально предназначалась для борьбы с чемпионом мира. Тем не менее, прогресс в электронной технике позволил создать очень сильные программы, на уровне гроссмейстеров. То, что Ботвинник называл brute force — грубой силой. Эти программы берут за счет глубины расчета и за счет феноменальной скорости. Это, тем не менее, факт, поскольку, кроме Deep Blue, существует масса совсем миниатюрных шахматных программ. Программа Geneus-3 помещается буквально на обычной дискете в 3,5 дюйма. Ее можно подарить, передать, и она запросто бьет гроссмейстеров, по крайней мере, в относительно быстрых партиях, 5, 10, 15 минут на партию. Причем, чем меньше времени, тем меньше шансов у человека. Гроссмейстер проигрывает этой программе на домашнем компьютере, и в ней нет каких-то суперсложных алгоритмов, даже судя по ее объему.

Тем самым шахматы оказались не точно такими как крестики-нолики, но в некоторой степени подобными им. Достаточно было компьютерной технике развиться до определенного уровня, и компьютер пересчитал человека.

Изначально задача программирования шахмат ставилась как задача искусственного интеллекта. Цель работы над такого рода программами — понять механизмы мышления человека. Тем не менее, очень быстро все свелось к спортивному моменту. Программисты поняли, что вместо того, чтобы решать эти глобальные трудные проблемы, проще заняться чисто техническими вопросами убыстрения программ и так далее. И они в реальных партиях оказывались победителями, и это было мерилом и критерием их успеха. Тем не менее, некоторый прогресс в этой области был достигнут. То, что Миша кратко упомянул, в частности его работа по исследованию подобных деревьев, которые возникают в процессе перебора. Получилось огромное ускорение путем отбрасывания повторных, мусорных вариантов. И это привело к несколько печальной констатации факта, что компьютер, конечно, не постиг шахматы абсолютно, не играет в каждой позиции как Бог, но играет так, что этой силы достаточно, чтобы побеждать даже чемпионов мира.

То, что я сказал, что компьютер не играет как Бог, не совсем верно. Оказалось, что иногда он может играть как Бог. Первые программы такого рода тоже были сделаны под руководством Арлазарова в том же коллективе, который создавал Каиссу. А именно, были получены абсолютно точные оценки всех ходов и вариантов, которые возникают в малофигурных эндшпилях. В той стадии партии, когда фигур остается мало, буквально 4, 5, 6 фигур. Известным математиком Александром Львовичем Брудно, много сделавшим в области шахматного программирования, был разработан специальный алгоритм так называемого ранжирования. Оказалась, что все позиции, возникающие в малофигурных эндшпилях, можно разложить по полочкам и снабдить биркой, что эта позиция выиграна за 45 ходов, эта позиция ничейная и так далее. Компьютер, единожды проведя такой расчет, дальше держит в своей памяти на дисках всю эту базу данных и играет абсолютно оптимально. Мы сделали несколько эндшпилей: ладья с пешкой против ладьи и ферзь с единственной фиксированной пешкой g7 против ферзя. Это была сложная работа благодаря тому, что компьютеры еще не были на том уровне развития, как сейчас. И помню, как машина считала буквально сутками, но зато, единожды посчитав, эти результаты оставались и могли работать на все времена.

Эти результаты понравились многим шахматистам, поскольку это — элемент чистого знания. Их можно было использовать и в шахматных программах, и сами по себе. На этом пути были сделаны многие интересные чисто шахматные открытия.

Машина просто изменила шахматные правила, например, правило пятидесяти ходов (ранее, если в партии в течение 50 ходов не была побита ни одна фигура и не сдвинулась с места ни одна пешка, то фиксировалась ничья — А.К.) было отменено вследствие этих эндшпильных программ.

Это в частности. Но машина сделала то, чего человек не мог сделать в принципе. Потому что это исключительно сложные вещи. Это то, что может Бог. Так и есть. На сайте Кена Томпсона (создателя UNIX) есть рубрика — "Игра в шахматы с Богом". Он выложил на сайте образцы своих отранжированных баз, и каждый может туда войти и буквально ход за ходом разыграть эти позиции в абсолютно оптимальном режиме. Он уже все шестифигурные позиции без пешки отранжировал. Причем перебрал самые экзотические сочетания. На этом пути были достигнуты интересные результаты. Оказалось, что эндшпиль ладья с конем против двух коней выигран, и на сайте приводится вариант партии-монстра мат в 262 хода.

И это точно посчитано ?

Это абсолютно точно. Интерес в чем состоит? Эндшпиль ладья против коня является теоретически ничейным, там есть отдельные выигранные позиции, как исключение. В целом он ничейный. Получается, если мы добавили по коню каждой стороне, то позиция стала выигранной.

Все шахматы устроены таким образом. Их можно отранжировать, поднимаясь снизу вверх.

Каждые 20 лет по одной фигуре добавлять. Когда-нибудь дойдут до 32-х.

Шахматы, как игра, предопределена как ничейная. Это означает, что при абсолютно правильной игре, с точки зрения Бога, любая партия при правильной игре должна закончиться вничью. А то, что у шахматистов бывают победы и поражения всего лишь означает, что в процессе игры были допущены ошибки. Причем достаточно грубые. Потому что ещё один минус шахмат — ничейная зона у них довольно большая. Скажем, один партнер может играть явно лучше, в течение партии выиграть пешку, а, тем не менее, большая ничейная зона позволяет противнику остаться в зоне безопасности. Ничья.

Точно — крестики-нолики.

Капабланка когда-то предсказывал ничейную смерть шахмат, отчасти это верно и все это видят. В турнирах очень высокого уровня, если люди не рискуют и пытаются играть аккуратно, правильно, грамотно, без приключений, более половины партий заканчиваются вничью.

Но, конечно, для любителей, которые играют на лавочке, простор для творчества. Они могут резвиться, играть, зевать, радоваться, испытывать эмоции и так далее. Общая картина тем не менее такая.

А я хотел бы вернуться к философии. Заодно упомянем фамилию, которую в этом контексте нельзя не упомянуть. Вообще в искусственном интеллекте с самого начала были два течения. Если есть сложная задача, которую мы признаем задачей искусственного интеллекта (вначале это были шахматы, распознавание образов, сейчас это распознавание речи или ещё что-то), то есть два философских подхода. Один — решить задачу и черт с ним как, а второй подход — попытаться понять, как её делает человек и повторить алгоритм решения человека. Можно сказать, компьютероморфный и антропоморфный подходы. Мы, конечно, шли по первому пути. Главное, чтобы программа играла в шахматы. А как, черт с ним. Яркий образец другого подхода к шахматам — это Михаил Моисеевич Ботвинник.

Чемпион мира.

Чемпион мира. И он поставил перед собой задачу отрефлексировать свой собственный шахматный опыт, понять, как играет шахматный мастер, и воткнуть в программу этот алгоритм шахматного мастера. Я добавлю в скобках, как он его понимал. Ботвинник был не единственным на этом пути. Но, что характерно для меня (я не знаю относиться к этому, с позитивной или с негативной точки зрения), что ни одного успеха, ни только в шахматах, но и в искусственном интеллекте вообще, на антропоморфном пути не было достигнуто. Рано или поздно любая проблема, по спортивному ли признаку или по чисто прагматическому, сворачивала на то, что задачу нужно решать. Искусственный интеллект, не искусственный интеллект, ну его к черту. Надо решить задачу. Само-то понятие искусственного интеллекта в каком-то смысле "пиарное", а не содержательное. Тем не менее, очень интересно, что попытки повторять как делает человек ни разу не привели к успеху. И очень обидно, что Ботвинник так и не закончил свою программу. Она у него уже делала отдельные ходы, но по настоящему шахматная программа проверяется в турнирах, и этой проверки не было.

Программа Ботвинника называлась "Пионер" ?

Да это была программа "Пионер".

Некоторые считают, что была создана такая программа "Пионер", которая была в этой области чуть ли не пионером. Тем не менее, хорошо известно, что эта программа не сыграла ни одной шахматной партии, хотя, насколько я помню, разрабатывалась больше 20 лет. Так как она не могла продемонстрировать каких-то успехов, при всем уважении к Михаилу Моисеевичу, он, конечно, человек великий, но мне казалось, что эти годы он потратил как-то не совсем плодотворно. Жалко, что он преждевременно ушел из шахмат и занялся областью, которая была далека от него. Он был специалистом в электротехнике. В какой-то момент он попал в ловушку. Ему показалось, что он может передать свои знания машине, как он их чувствует.

Считается, что Гете называл шахматы пробным камнем интеллекта. Он ошибся. Большие шахматы уходят, и место интеллектуальной спортивной игры освобождается. Многие специалисты говорят о том, что начинается новая эпоха. Эпоха еще более древней игры — Го. В Корее ее называют "бадук", в Китае — "вейчи". Любопытно, что в отличие от шахмат, попытки написать сильную компьютерную программу для Го пока не увенчались успехом. Об этом говорит Александр Битман.

Возраст игры Го оценивается примерно в 4-5 тысяч лет. Считается, что она зародилась в Китае. Потом в средние века она просочилась в Японию, и там ее стали культивировать в буддийских монастырях. Го считалось лучшим способом для воспитания интеллектуальных способностей детей. Научиться играть в Го очень легко, легче, чем в шахматы, но трудно научиться играть хорошо. В Го есть игроки, которые могут дать другому игроку крупную фору вроде ферзя в шахматах и выиграть, а ему более сильный игрок может дать в свою очередь такую же фору, и тоже выиграет. В шахматах такое представить невозможно. В Японии есть свои шахматы, которые называются "сёги". Существует такая пословица. В Го играют боги, в сёги — герои, в рендзю — простые смертные. Игра в Го — многоплановая, многостадийная как будто играются несколько шахматных партий. Борьба полыхает по всей доске, происходят жуткие катаклизмы. Когда человек приходит в себя после закончившейся партии он, не знает на какой планете он находится и в каком времени. Настолько все захватывающе и эмоционально.

Что происходит с программированием Го ?

История программирования Го столь же длинная, как и у шахмат. Помню, когда Миша Донской ездил в свое время на конгрессы по искусственному интеллекту, он привозил оттуда толстый талмуд, в котором наряду с шахматным программированием обсуждались и проблемы го-программ. Нельзя сказать, что этим совсем не занимались. Просто создание качественной программы для Го требует больших усилий, начиная с гораздо большей размерности и кончая тем, что там трудно формализовать чисто специфические понятия Го, которые формулируются в терминах узнавания, похожести. Кроме того, в Го — более тонкая, изощренная логика, которая подчас не раскладывается на рациональные элементы. Го ближе к искусству. Недаром в Японии эту игру называют: Го — искусство гармонии. Поэтому, когда шахматы в некотором смысле исчерпали себя в качестве модели искусственного интеллекта, то вполне не грех научным организациям и коллективам программистов более плотно заняться проблемой сильной го-программы. Потому что те программы, которые существуют сейчас, их силу можно оценить примерно так, сравнивая с шахматами. Они играют в силу 4-5 шахматного разряда. Работы по созданию программ для игры в Го возможно дадут новый импульс теории создания искусственного интеллекта.

По оценкам некоторых американских специалистов не ранее, чем через 20-30 лет будут созданы программы, которые смогут реально служить спарринг-партнером человеку и в этом направлении будет какой-то реальный прогресс.

Начать знакомство с Го можно в Интернете на сайте go.hobby.ru.

В инструкции к известной шахматной программе Fritz 8, в 2003 году сыгравшей вничью матч с Гарри Каспаровым, написано, что при использовании достаточно быстрого компьютера она обыгрывает 99,99% людей. Означает ли это, что искусственный интеллект в данной области уже стал сильнее человеческого? Если судить по результатам — то, казалось бы, да широко освещавшиеся шахматные поединки человека и машины в последние несколько лет приносили успех компьютерам. Последним известным достижением компьютерных систем стал трехкруговой матч-турнир трех известных гроссмейстеров против трех известных шахматных программ осенью 2004 года. Играли Руслан Пономарев (чемпион мира 2003 года; однако сегодня по рейтингу ЭЛО он лишь 15-й), чемпион мира среди юношей 12-14 лет Сергей Карякин и болгарин Веселин Топалов, третий в мировом шахматном рейтинге. Компьютеры представляли действующий чемпион мира, израильская программа Deep Junior 9.0, программа Fritz, а также Hydra. Компьютеры выиграли с перевесом в три очка.

Нельзя утверждать, что это самые сильные на сегодня шахматные программы: в матче не участвовали серебряный и бронзовый призеры последнего компьютерного чемпионата мира по шахматам — немецкая программа Schredder 8.5 и Diep3d 7.5 соответственно. (Российские программы, увы, в этом чемпионате не участвовали.)

Большинство компьютеров, использовавшихся программами-участниками этого чемпионата мира, работали с 64-разрядными микропроцессорами AMD — Opteron и Athlon64. Вероятно, это связано с их высокой целочисленной производительностью. Остальные программы работали с микропроцессорами Intel с ядром Pentium 4.

Кстати, все три призера чемпионата были распараллелены и работали на 4-процессорных системах SMP-архитектуры на базе Opteron. Тенденция распараллеливания шахматных программ ныне должна еще более усилиться: закону Мура, возможно, приходит конец (в части, относящейся к росту тактовой частоты микропроцессоров и их производительности для нераспараллеленных программ), а потому пути повышения производительности, кроме распараллеливания, не остаётся.

Распараллеливание шахматных программ — очень сложная задача. Конечно, для них уже давно начали применяться средства обмена сообщениями типа MPI. Можно упомянуть, например, программу Zugzwang, а также Cilkchess, разработку Массачусетского технологического института, которая на чемпионате мира 1995 года работала на 1800, а в 1999-м — на 512 процессорах. Однако сами по себе эти программы по сравнению с современными были малоэффективны, да и процессоры за последние годы стали гораздо быстрее.

Интересные данные о распараллеливании современных шахматных программ на недавней телеконференции по высокопроизводительным кластерам представил Винсент Дипэвен, автор Diep3d. По его словам, эффективные шахматные алгоритмы используют общую таблицу хеширования (своеобразный кэш в оперативной памяти, чем он больше, тем, теоретически, лучше; на практике Diep3d использует кэш емкостью несколько сот мегабайт).

Поиск лучшего хода осуществляется итерационно — сначала на один полуход, затем на два и т.д. (Напомним, что полуход — это один ход белых или черных.) При просмотре позиций на один полуход глубже требуемое время возрастает в несколько раз, т.е. время расчета растет экспоненциально с глубиной анализа. Учитывая, что из-за перестановок в порядке ходов одни и те же позиции могут возникать в разных ветвях дерева поиска, процессоры при распараллеливании сразу должны проверять — не была ли уже рассмотрена получившаяся позиция.

Отказ от общей таблицы хеширования очень сильно ослабляет работу шахматной программы, что не может быть скомпенсировано распараллеливанием даже на большом числе процессоров. Поэтому эффективны компьютерные архитектуры с общим полем памяти (SMP, ccNUMA) и кластеры — если их межсоединение поддерживает распределенную общую память. Это справедливо, например, для межсоединения Quadrics.

При таком распараллеливании возникают частые обмены небольшими порциями данных между процессорами, т.е. важна задержка межсоединения многопроцессорной системы кластера. Типичной операцией, по данным Дипэвена, является чтение 4-64 байт из памяти удаленного узла кластера.

Знаменитый шахматный суперкомпьютер Deep Blue обрабатывал, как известно, 100 миллионов позиций в секунду, но из-за ограничений при работе с хеш-таблицей осуществлял поиск на глубину 10-12 полуходов. Сегодня такую глубину поиска можно получить на высокопроизводительных ПК. По оценке Дипэвена, глубина поиска современной шахматной программы на современном компьютере составляет до 20 полуходов (если не считать эндшпиля). Сегодня сильнейшие программы оценивают от 150 тысяч позиций в секунду (однопроцессорная версия Diep3d) до 1,5 миллионов позиций в секунду (Fritz) при работе на одном процессоре.

Последователем Deep Blue с аппаратной точки зрения можно считать программу Hydra. Она работает на Myrinet-кластере с 16 двухпроцессорными узлами, оснащенными процессорами Intel Xeon и программируемыми процессорами, реализованными в виде плат FPGA (именно аппаратной поддержкой "шахматной игры" отличалась, как известно, и Deep Blue).

В будущем, как сообщил Дипэвен, нас ожидает знакомство с настоящим шахматным монстром, — программой Sheikh, которая также будет работать с FPGA и включать 1024 процессора. Создание такого суперкомпьютера сложно и дорого, его финансирует один из принцев их Арабских Эмиратов.

По мнению специалистов, если бы удалось создать алгоритм игры в шахматы, имеющий "крупнозернистый" параллелизм (т.е. требующий гораздо меньшее число обменов данными на единицу расчетной работы, чтобы задержка межсоединения не ограничивала производительность), то шахматные программы на многопроцессорных системах стали бы гораздо сильнее.

Другой проблемой разработки шахматных программ является отладка. Еще в старые времена, когда в СССР велась разработка программы "Пионер" (руководил этим коллективом многолетний чемпион мира Михаил Ботвинник), программисты жаловались на проблемы отладки. И сегодня далеко не все версии шахматных программ достаточно хорошо отлажены, поэтому они могут допускать ошибки. Однако не надо забывать, что человек также склонен к ошибкам — скажем, по причине усталости. Такого источника ошибок у компьютера быть не может (сбой теоретически может быть, но даже если забыть о его низкой вероятности, можно ведь устроить и отказоустойчивую конфигурацию).

А что же искусственный интеллект? Да, игра в шахматы — классическая область приложения методов искусственного интеллекта, в которой применяется много эвристических алгоритмов для организации эффективного поиска наилучшего хода. Это реализуется, большей частью, с помощью метода "грубой силы", используя высокую производительность компьютеров и распараллеливание при эффективной организации переборной задачи. Возможно, в широких массах ждали несколько иной реализации искусственного интеллекта — с процессом принятия решения, напоминающим человеческий подход, самообучение и проч. Да, некоторые программы действительно являются более простыми — например, та же Hydra, играющая в атакующем стиле и не имеющая "человеческого" понимания позиционной игры. Но Fritz 8, например, может комментировать выбор хода вполне человеческими терминами, например, "занятие открытой линии".

О КРАСОТЕ ШАХМАТ

    Из предисловия к первой публикации статьи гроссмейстера Юрия Авербаха, главного редактора журнала "Шахматы в России": “Когда поздней осенью 1935 года я впервые появился на стадионе Юных Пионеров, мое внимание сразу же привлек лобастый юноша с непокорными вихрами, который с одинаковым рвением сражался и в шахматы, и в шашки. Звали его Володя Барлас. Почему-то казалось, что он будет либо математиком, либо физиком, но когда мы встретились четверть века спустя, выяснилось, что он стал литератором — и замечательным! Произошла наша встреча накануне матча-реванша Ботвинник — Таль (1961), когда я был редактором "Шахматной Москвы", а он принес в редакцию подробный анализ окончания 17-й партии из их первого матча, где доказывал, что Ботвинник ошибся не в выигрышной позиции, как считали многие комментаторы, а в сложном положении со взаимными шансами. Заметка Барлас вскоре была опубликована...”

На авансцене театра только небольшорй столик, и два человека — лицом друг к другу, боком к до отказа заполненному залу — безмолвно сидят, вперясь в затейливые черные и желтые деревяшки, беспорядочно расставленные на столе. И зал сдержанно гудит, напряженно ожидая чего-то, точно и впрямь колдовское занятие этих двоих наделило резные фигурки еще никому неведомой судьбой; точно законы этой судьбы приобрели безусловную власть над всеми. И вот, как искра, проносится в воздухе — пошел! И перемещение резной фигурки тут же воспроизводится на двух внушительных досках; и зрители из беспокойных устремляются в фойе, чтобы не стесняясь обсудить впечатления; и чей-то приятель сигнализирует не доставшим билета о случившейся перемене; знаток с непроницаемым видом ускользает от болельщиков; и все яростно спорят по любому поводу; и все согласны в одном — такого еще не бывало.

Иной знаток наблюдает приступы подобной горячки со снисходительным раздражением. Для него значение встречи двух выдающихся шахматистов современности состоит прежде всего в тех идеях, которые обогатят теорию, в глубине замыслов и изяществе их выполнения — во всем, что любители, досконально не овладевшие условным языком шахмат, просто не в состоянии объективно оценить. И верно: рядовой болельщик явно пристрастен к одной из сторон и часто не слишком компетентен. Но зато его страсть лежит в самой сути происходящей борьбы — независимо от технических тонкостей. И он всегда жаждет нового и необычного — того, что опрокидывало бы привычные представления. И эта боль за победу почти невозможного сливается порой с движением самой борьбы и позволяет тогда ощутить ее подлинное значение. И поэтому, если хочешь понять, что же задевает за живое стольких людей, не искушенных в тонкостях игры, — то, пожалуй, стоит взглянуть на дело именно глазами болельщика.

Матч Ботвинник — Таль, 1960 год. Если течение борьбы порой зависит от преходящих или чисто спортивных обстоятельств, то суть всегда определяется творческой личностью соперников. Стараясь в ней разобраться, я всегда вспоминаю одно и то же — 17-я партия, именно тогда, по общему мнению, окончательно и определился исход матча.

Таль-Ботвинник , 17-я партия, 1960 г. 12. f2-f4 ?! ...

...12-й, насквозь антипозиционный, создающий многочисленные слабости, не обещающий ничего взамен, ход Таля. Как дразнящий вызов: попробуй, накажи! Комментаторы будут потом погружаться в варианты неожиданных осложнений, доказывая, как это быстрее всего сделать. Но Ботвинник твердо знает, что позиционное ослабление, не связанное с конкретными угрозами, должно встретить позиционное же опровержение. И он неуклонно к нему движется, неторопливо перегруппировывая фигуры и довольствуясь пока немногим, зато заставляя партнера заботиться о защите слабостей, неосмотрительно созданных им же самим. Однако Таль не помышляет о защите.

Ботвинник избрал, вероятно, единственный логичный путь: увел своего короля на левый фланг, чтобы без помех наращивать давление на правый, ослабленный Талем. Но тем самым Таль получил возможность начать атаку — пусть ценой нового ослабления позиции. И вот навстречу королю двинулась лавина белых пешек левого фланга и возникают конкретные угрозы, и, кажется, они уравновешивают слабость. И снова логична и проста контригра Ботвинника: он вызывает некоторые упрощения и как бы предлагает сопернику продолжать в том же духе. Да, Талю еще не поздно перейти в эндшпиль, конечно, худщий, и все же с неплохим шансом на ничью. Но он снова лезет вперед и снова ослабляет свою позицию — на этот раз окончательно. Теперь, если не дорваться до черного короля, то партию уже не спасти.

Ботвинник сразу же чувствует, что наступил кризис. Он выигрывает пешку, потом принимает жертву второй. Комментаторы советовали, и вполне основательно, быть здесь несколько осторожнее; но тот, кто борется, решает иначе. Он не знает, можно ли ограничиться глухой защитой, а если можно — то будет ли выигран тот эндщпиль с лищней пешкой, которая скорее всего получится. Но он верит, что его стратегия должна принести победу, и он не собирается отсиживаться.

И вот все повисает на волоске, и нарастают угрозы и контругрозы. Только совсем нет времени принимать решения. И тут Ботвинник поддается искушению получить несколько секунд передышки и предлагает размен ферзей. И это ошибка — непоправимая ошибка... Мгновенная жертва ладьи. Вспышка тут же заглушаемых аплодисментов: ведь игра еще не кончена, и если не соблюдать хотя бы относительной тишины, то публика так и не увидит финала... И вот уже сделаны необходимые ходы, и больше некуда торопиться. И Ботвинник еще минут пятнадцать с осунувшимся лицом разглядывает свою безнадежную позицию, потом останавливает часы и протягивает руку Талю, из последних сил стремящемуся сохранить невозмутимость...

— Но, говорят, случившийся просмотр грубо исказил закономерное течение партии в тот момент, когда у Ботвинника, четко опровергшего необоснованную атаку Таля, было уже легко выигранное положение. И, значит, в творческом отношении партия стоит немногого.

— Нет, не могу с этим согласиться. Так, значит, и эти пешки, неуклонно выдвигаемые для прорыва, и перемещения в тылу тяжелых фигур, примеряющихся к главному удару, — все, чем заразило нас напряжение вечера, — все это на самом деле было пустышкой, блефом, рассчитанным на слабонервных и удавшимся лишь потому, что противник устал и не разглядел последнего обмана?

Но вот передо мной партия. В ней, наверное, найдут еще немало ощибочных ходов, но вряд ли найдется хоть один, где партнеры изменили бы себе. И так отчетливо проходит через нее столкновение двух противоположных подходов в шахматах, и так внезапно напряжение борьбы обрывается развязкой, что не хочется верить комментаторам, будто на самом деле все так просто: непосредственные угрозы белых легко отразить, и быстро должен был сказаться материальный перевес черных. И если снова и снова вглядываться в критическую позицию, то действительно замечаешь все новые и новые красивые возможности для обеих сторон — верный признак борьбы полноправной и находящейся скорее всего в динамическом равновесии.

Но пусть даже я не прав, и аналитики еще докажут, что Ботвинник все-таки должен был победить. Неужели только от этого должна зависеть наша оценка партии по существу? И, значит, мы вправе судить играющего, даже не вникая в то, что он вкладывал в свою борьбу, а исходя только из того, что становится ясным, когда борьба уже позади и возможен обстоятельный анализ?

Представьте себе, что в глухую тайгу отправляется небольшой отряд изыскателей. Они разведывают дорогу в местах, еще совсем не изученных. И удача не сопутствует им, и еда на исходе, и давно бы пора возвращаться. Но люди стремятся к цели и пренебрегают опасностью, и совершают невозможное, и в конце концов погибают.

И вдруг вам говорят, что после новых тщательных изысканий было все-таки решено, что трассу выгоднее проложить в обход. Что же — ваше преклонение перед подвигом сменилось бы пренебрежением? Я уверен, что нет. Ведь искать — стоило; и разведчики не могли узнать результат заранее; и то, что они сделали, — они сделали.

Жизнь, разумеется, неизмеримо богаче шахмат; и тот, кто принимает решения в шахматах, может иногда учесть все возможности. Но следует ли на этом основании считать истинно совершенной лишь такую партию, где все действительно рассчитано до конца, и стоит ли третировать все, что не выдерживает этого критерия?

Такой критерий, пожалуй, был бы уместен, если бы мера красоты шахмат заключалась бы, как в искусстве, в том, сколь совершенно воплощено то, что было задумано.

Но красота шахматной партии — это не красота искусства; это красота борьбы. Тот, кто борется, не может выбирать себе задачу по вкусу; не может, если не получается задуманное, смешать фигуры и начать игру заново; не может откладывать решение. Он всегда обязан стремиться к победе. И мера красоты здесь скорее всего та же, что и для подвига. Она — в стремлении сделать явью почти невозможное, в готовности пожертвовать решительно всем ради свершения этого чуда, в исчерпывающей проверке этой готовности на деле. Подвиг стоил бы немногого, если бы герой мог заранее точно рассчитать, что для него самого дело обернется благополучно.

И если подойти к игре Таля с этой мерой, то сразу видно, что для него высшая ценность шахмат — именно в красоте победы почти невозможного. И потому не стоит доказывать, что его игра лишена последовательности; он и не стремится к этому — он ищет красоту.

Ясно, что такая устремленность обеспечивает Талю безраздельную поддержку многочисленных любителей — часто даже далеких от шахмат. Гораздо менее ясно — и это-то рождает ожесточенные споры и поддерживает особый интерес к каждой новой встрече, — почему Таль добился столь выдающихся достижений? Ведь казалось бы — наоборот: тот, кто ищет почти невозможного, будет достигать цели только в исключительных случаях; маловероятные события должны происходить крайне редко.

Можно, конечно, сказать "везет", но это лишь удобный способ уклониться от объяснений. И вряд ли резонно считать, что в шахматы можно с успехом перенести приемы азартного обмана. Так что ели нас не устраивает слепая вера во всемогущество таланта, способного творить чудеса по собственному усмотрению, то остается признать, что Таль внес нечто новое в понимание возможностей, заложенных в шахматах. Попробуем же в этом разобраться.

Шахматы, видимо, отражают существенные стороны любой борьбы. Собственно, именно здесь намечается их связь с реальной жизнью, а значит, и главная причина их притягательности. Общий принцип борьбы — большая сила и лучшая организация сил должны принести победу — оказывается применим и к любой шахматной партии. И теория шахмат, в сущности, показывает, как действует этот принцип применительно к условным правилам игры.

Следовать этому принципу каждый раз — нелегкое искусство, учитывая необозримое количество возможностей. И чем целеустремленнее и безупречнее это удастся сделать, тем значительнее будет эстетическое впечатление от партии. Здесь мы имеем дело с красотою логики.

Но в шахматах, как и в реальной борьбе, бывает и так, что неповторимые, только данному положению присущие особенности иногда — неожиданно и как бы вопреки общим соображениям — позволяют коренным образом изменить ход борьбы. Как раз с этой второй стороной и связано наше представление о красоте борьбы. Более того, возможность достичь цели таким образом (обычно он связан с тем, что шахматисты называют комбинациями) придает иногда партии отпечаток исключительности и позволяет наиболее полно выразить индивидуальность играющего. И такая партия может жить долго именно как воплощение его замысла — независимо от спортивного накала борьбы. Тем самым в шахматы входит элемент искусства.

Поэтому возможность комбинационного решения должна чрезвычайно привлекать любого шахматиста. Однако целью его должна быть прежде всего победа. И, значит, первостепенное значение приобретает вопрос: чем же надо руководствоваться, вступая на путь комбинационных осложнений? Общепринятый взгляд состоит в том, что следует стремиться к наибольшей определенности, то есть как можно полнее рассчитывать все возникающие возможности, чтобы добиться после окончания осложнений явной выгоды.

Ну а если сколько-нибудь точный расчет невозможен? Тогда, утверждает теория, для стороны, обладающей (исходя из общих соображений) преимуществом, существование выигрывающей комбинации более вероятно, а для его противника — гораздо менее вероятно. Однако на практике чаще всего поступают, да и советуют как раз наоборот, и пускаются в осложнения, только когда спокойное течение событий не сулит ничего хорошего. Дело тут в том, что, следуя утверждению теории, играющий оказывается перед серьезными трудностями. Когда встречаются сильные противники, то добиться ощутимого перевеса очень нелегко, а довести его до победы, опираясь на общие (позиционные) соображения, часто бывает невозможно. И вот наступает минута решения.

Можно продолжать планомерную осаду. Принесет ли это успех? Скорее всего — нет. Зато при аккуратной игре ничья всегда обеспечена, а измотанный противник может еще допустить решающую ошибку. Такова мудрость практицизма. В ней немного достоинства, но тех, кто к ней прибегает, вознаграждает прочный успех, хотя им и не доступны высшие достижения.

Есть правда и другое решение: вступить в схватку. Кому достанется тогда победа? Неизвестно. Но если ты борешься и веришь в свою правоту, ты обязан взглянуть и в лицо неведомому. Это действительно нелегко, но та же логика, которая направляла твое планомерное продвижение к цели, теперь — но и только в эту критическую минуту! — заставляет тебя идти на риск поражения, твердо веря в свою победу.

Таково мужество борьбы. В этом ее суть. Значит, и природе шахмат больше всего соответствует именно этот подход, где закономерно сочетаются обе их стороны. И, пожалуй, наиболее гармонично этот подлинно мужественный подход выражен в творчестве Ботвинника.

Таль же, как мы видели, стремится к неведомому по любому поводу. Чаще всего — ценой ослабления своей позиции.

Значит, вероятность выиграть для него будет меньше, чем для соперника? Да, значит. Но отсюда вовсе не следует, что вероятность выигрыша для противника окажется больше и в том случае, если он будет, как это обычно принято, стремиться в начавшихся осложнениях к наибольшей определенности. Скорее наоборот. Полагаясь в сложном положении только на комбинации, выгодность которых достоверна, или добиваясь — при невозможности точного расчета — упрощений, чтобы реализовать свой перевес в спокойной обстановке, нетрудно упустить значительную часть благоприятных для себя шансов или даже вступить на гибельный путь.

Отсюда и следует правомерность такого подхода, которого фактически придерживается Таль. Он сознательно стремится к таким напряженным позициям, где точный расчет невозможен, где у него имеется некоторая вероятность красиво победить и где при стремлении противника упростить игру эта вероятность резко возрастала.

Итак, стиль Ботвинника отражает красоту логики и больше соответствует природе шахмат. Стиль Таля менее гармоничен, но не менее целеустремлен, и он в высшей степени удовлетворяет стремление шахматиста к прекрасному.

Что же касается спортивной стороны дела, то оба стиля — Ботвинникам и Таля — видимо, равноценны. Так, по крайней мере, кажется, когда рассматриваешь партии обоих матчей. Правда, последний успех Ботвинника — явно значителен, особенно если вспомнить пройденный им путь.

Стать чемпионом мира, одолев не одного, а сразу четырех, столь же достойных соперников; долгие годы регулярно (не в пример предыдущим чемпионам) отстаивать свое первенство в борьбе с сильнейшими; потерять звание и вернуть его; снова потерять в возрасте, когда ровесники уже сошли с авансцены шахматных сражений; потерять, казалось бы, истратив последние силы на борьбу. И наперекор всему — вновь подняться и в беспримерном по накалу состязании (почти без ничьих) все-таки доказать превосходство над своим молодым и блестяще одаренным прошлогодним победителем... Да. Если бы шахматисты отмечали мировые рекорды, такое достижение несомненно осталось бы надолго неповторимым.

И все же превосходство сильнейшего еще не превосходство стиля. Вряд ли верно объяснять успех победителя тем, что достоинства его игры более существенны, а недостатки менее опасны. Дело скорее в том, что победителю удается — по причинам прежде всего психологическим и чисто спортивным — направить ход борьбы по пути, где легче выявить собственную силу и чужие слабости.

В обоих матчах Ботвинник явно "зажимал" Таля в позиционной борьбе; но в первом — Таль ускользал, изобретая осложнения, а во втором — Ботвинник "дожимал". В обоих матчах Таль с непревзойденным мастерством разыгрывал неясные позиции; но в первом — Ботвинник не выдержал натиска, а во втором — Таль сперва как бы и не искал осложнений, а затем слишком часто искал без ясной цели.

Тонкая грань, различимая порой лишь после соревнования, отделяет в игре "зажимать" от "дожимать", или — "изобретать" от "искать без цели". Но именно здесь проходит граница между победой и поражением, когда встречаются сильнейшие. И чем непримиримее сталкиваются противостоящие подходы, тем непоправимее малейшее нарушение равновесия, и тем притягательнее следить, как это зыбкое равновесие борьбы незаметно, но неумолимо склоняется на сторону победителя.

Но привлекает нас, пожалуй, не только это. В шахматах, как мы видели, слиты воедино красота логики — то есть научного познания мира — и красота искусства. Обе эти стороны равно необходимы нам в жизни и обе в ней соперничают, несмотря на толки о надуманности этого соперничества или о том, не ослабла ли нужда людей в искусстве. И потому мне кажется, что за спорами болельщиков о главенстве Ботвинника или Таля стоит, пусть неосознанно для них самих, и нечто большее: только здесь, хотя бы и в условной форме, мы оказались свидетелями прямого столкновения возможностей, заложенных в науке и искусстве, и нас радует и трогает, что это такое столкновение, из которого каждая сторона может выйти обогащенной, и ни одна — поверженной навсегда. ("Шахматы в России", 1998, №5-6).

Михаил Ботвинник родился 17 августа 1911 года в Репине, под Петербургом. Его мать была зубным врачом, а отец — зубным техником. Моисей Ботвинник обладал огромной физической силой и "мог схватить за рога самого сильного быка в стаде и валил его на землю". Однако его младший сын ничем не напоминал Геркулеса — спортом не занимался и нередко болел. В 1920 году отец оставил семью, но продолжал помогать материально и опекать своих сыновей — Мишу и Исю.

Подчиняясь желанию матери, Михаил начал посещать музыкальную школу, хотя больше его увлекала фотография. Как-то одна из маминых пациенток подарила ему книгу Мюллера о гимнастике, и с тех пор болезни были преданы забвению, а гимнастика стала неотъемлемой частью жизни Ботвинника.

В 12 лет Михаил Ботвинник научился играть в шахматы. Вскоре он познакомился и с первыми шахматными книгами. Одной из них была книга "Основы шахматной игры" Хосе Рауля Капабланки. "Первая моя шахматная книга, из которой я получил систематизированное представление о шахматах", — писал Ботвинник. Как и в случае с книгой Мюллера, юноша быстро впитал в себя все необходимые знания, и уже через год он стал членом городского шахматного собрания. Для этого ему пришлось срочно "повзрослеть" на три года, так как туда принимали лишь с 16 лет.

Как вспоминал Ботвинник, его выручили очки — они придавали ему необходимую солидность. Новичок быстро и уверенно продвигался по лестнице спортивной иерархии. Третий разряд, второй, первый!.. И это всего за один год! Судьбе было угодно, чтобы 14-летний Ботвинник сыграл партию с чемпионом мира. 20 ноября 1925 года Капабланка в свободный от Московского международного турнира (см. в разделе Капабланка) день приехал в Ленинград и отправился в Малый зал филармонии, где его ожидали сильнейшие перворазрядники города. Самым юным участником сеанса был Михаил Ботвинник. Зал был полон любителей шахмат. Каждый болельщик считал себя вправе подсказывать юному игроку единственный правильный ход, и чтобы сосредоточиться, Миша закрыл уши руками. Несмотря на ажиотаж, царивший вокруг, он играл спокойно и уверенно. Четко разыграл ферзевый гамбит и, использовав неудачное положение белого короля, начал атаку. Чемпион мира решил отдать пешку и перевести игру в окончание, следуя, по-видимому, неписаному гроссмейстерскому правилу — "с молодежью в эндшпиль!".

Но и это не спасло. Ботвинник планомерно улучшал позицию, реализуя свой материальный перевес, и гроссмейстер сдался.

Капабланка — Ботвинник, Ленинград, 1925

На следующий день, когда Ботвинник пришел в школу (известную до революции под названием Выборгское восьмиклассное коммерческое училище Германа), его встретили как героя.

Михаил учился хорошо. Учителя не возражали против его страстного увлечения шахматами и благосклонно относились к кратковременным отлучкам. Осенью 1926 года 15-летнего Ботвинника включили в состав команды Ленинграда для участия в матче со сборной Стокгольма. Купленные перед отъездом в Швецию роговые очки, костюм и шляпа "борсалино" прибавили солидности. "Как денди лондонский одет, он, наконец, увидел свет", — цитировал он любимого поэта. В Стокгольме Ботвинник на 5-й доске играл с 21-летним Гестой Штольцем (будущий известный гроссмейстер) и добился победы (1,5:0,5).

Ботвинник — Штольц, Стокгольм, 1926

Партия была опубликована в шахматном отделе газеты "Известия" (1 декабря 1926) с комментариями мастера Н. Григорьева. Подводя ее итог, он писал: "Партия не отличается правильностью, но изобретательной игре молодого ленинградца она делает честь".

Как вспоминал Ботвинник, один из организаторов шахматной жизни в Ленинграде, шахматист и переводчик шахматной литературы Самуил Осипович Вайнштейн (1894-1942) буквально заставил его прокомментировать свои партии со Штольцем, а через два года привлек к участию в работе над книгой о матче Алехин-Капабланка, которую писали мастера Г.Левенфиш и П.Романовский.

Оценивая анализы юного ленинградца, Вайнштейн воскликнул: "Сам Боголюбов так не анализирует!" Сравнение с претендентом на мировое первенство было, несомненно, лестно для Ботвинника. Но он рано научился критически оценивать свою игру и свои возможности. "Привычка анализировать объективно весьма важна для совершенствования шахматиста. Несомненно, это и содействовало моим успехам в ближайшие годы", — вспоминал Ботвинник.

В 16 лет Ботвинник стал шахматным мастером. 1927.

Сыграв на выпускном вечере роль Эрнста в пьесе Оскара Уайльда с символичным названием "Как важно быть серьезным", Ботвинник простился со школьной скамьей. Ему еще не исполнилось 16 лет, а в институт принимали с семнадцати. Летом 1927 года он принял участие в отборочном турнире к чемпионату СССР. В двухкруговом состязании шести Ботвинник занял 2-е место за Петром Романовским и вскоре дебютировал в чемпионате страны (см. СССР чемпионаты), где поделил 5-6-е места и выполнил норму мастера. После чемпионата Михаил стал готовиться к поступлению в институт: он мечтал учиться в Ленинградском политехническом, а его любимыми предметами были математика и физика.

"Драконовские" правила приема — 95% рабфаковцев и 5% экзаменующихся — не испугали серьезного юношу. В сентябре его приняли на математический факультет университета, а в феврале 1928 года Ботвинник перешел в Политехнический.

С этого момента в его жизни шахматы и наука всегда будут идти "параллельным курсом", не мешая друг другу. Занимаясь наукой, Ботвинник откладывал шахматы. Играя в соревнованиях, забывал про электротехнику... Студенческие годы — это особенный и незабываемый отрезок жизненного пути, который "экспресс времени" минует почти без остановок, оставляя в памяти "станции" с названиями предметов и экзаменов, с фамилиями преподавателей и однокурсников. У Михаила Ботвинника эти яркие воспоминания перемежались с удачными и неудачными участиями в шахматных сражениях.

За четыре года (1927-31) он прошел не только курс электротехники, теоретической механики, физики, но и школу военных лагерей, суровую практику на Днепрострое, принял участие в двух чемпионатах СССР и впервые стал чемпионом страны (1931), победил в первенстве Ленинграда (1931). Окончив институт, Ботвинник был направлен по распределению в Лабораторию высокого напряжения имени А.А.Смурова.

Это была путевка в жизнь — студенту предстояло стать ученым! СЕМЬЯ. Причудлива и удивительна схожесть трех чемпионов мира — Эма-нуила Ласкера, Макса Эйве, Михаила Ботвинника. Три доктора наук, три долгожителя среди шахматных королей, три однолюба, у всех трех были только дочери (у Ласкера — приёмная).

Балерина Гаянэ Ананова.         В кругу семьи.

"1 мая 1934 года отправился я на Васильевский остров, — вспоминал Ботвинник, — к Я.Г.Рохлину. К тому времени мой приятель женился на молодой солистке балета Валентине Лопухиной. Опаздывал: все уже собрались. Сели за стол, глянул я на свою соседку справа — обомлел... И появилась через год жена — жгучая брюнетка с черными-пречерными глазами, стройная и изящная. От нее исходило очарование". Это была любовь с первого взгляда! Гаянэ Ананова (Ганочка — звали ее друзья и муж) закончила хореографическое училище знаменитой Агриппины Вагановой и посвятила сцене 24 года. Постоянный экзерсис — упражнения у станка, необходимые для выполнения танцевальной техники, — поддерживал ее балетную форму. Его "станком" был письменный стол и шахматная доска. Балерина и шахматист. В первом слове чувствуется какая-то легкость и даже ветреность, от второго веет серьезностью и даже скукой... Да, они были совершенно разными — и идеально дополняли друг друга. Она была мила, добра, верила в Бога. Он — строг, принципиален, верил в победу коммунизма. Она посвящала себя семье, он считал необходимым служение обществу. Ее моральная поддержка и постоянное присутствие в зале помогали ему в трудную минуту, и он был настойчив в общении с руководством, оговаривая необходимость поездок жены в Ноттингем, на "АВРО"-турнир, в Гронинген, Гаагу... Когда Гаянэ не могла его сопровождать, то давала житейские наставления: "В день партии не отвлекайся, ни на что не обращай внимания. Бери пример с Улановой: в день спектакля она с утра ни с кем не разговаривает. Помни, что у человека одна нервная система".

В августе 1941 года супруги Ботвинник эвакуировались в Молотов (Пермь) вместе с Театром оперы и балета имени Кирова, где служила Гаянэ. Здесь в апреле 1942 года у них родилась дочка Оля. Весной 1944 года получили двухкомнатную квартиру в Москве, и она казалась хоромами после однокомнатной на шестерых в Молотове. Но любимым местом проживания для всей семьи стала дача, которая была построена по чертежам Ботвинника в 1950 году под Москвой в поселке Николина Гора. Здесь Ботвинник готовился к очередным матчам на мировое первенство, здесь отдыхал. "Он всегда заботился о том, чтобы хорошо отдохнуть — восстановить работоспособность, — вспоминает дочь Ольга, — Зимой, когда был моложе, ходил на лыжах, потом чистил снег на даче, летом разметал дорожки, иногда ходил на байдарке". Шло время. Росла семья. Ольга вышла замуж. "...Появился на свет божий внук Юрочка. Потом еще и внучка Леночка появилась... И бабушка их вырастила", — писал в воспоминаниях о жене Ботвинник. Заботы о внуках способствовали улучшению здоровья Гаянэ, нередко страдавшей от душевной депрессии. В 1985 году Гаянэ Давидовна и Михаил Моисеевич отметили золотую свадьбу. А через два года, 4 декабря 1987 года, Гаянэ умерла. Ботвинник пережил жену почти на восемь лет, успев поучаствовать в воспитании правнучки Машеньки и правнука Алеши.

Ботвинник жил в эпоху, легко поднимавшую на пьедестал, но столь же легко ломавшую и калечившую многие судьбы. Он жил в стране, где сегодняшний кумир мог оказаться завтра поверженным идолом, а фанфары нередко сменялись траурным маршем. Он принадлежал удивительному времени и относился к редкой когорте людей, не ставших его пленниками.

Алехин говорил: "...посредством шахмат я воспитал свой характер". Ботвинник мог бы сказать, что благодаря своему характеру он стал чемпионом. "Он был, как американцы говорят, "Self made man" (человек сам себя сделавший)", — писала о Ботвиннике его дочь Ольга.

Коллективизация, индустриализация и "шахматизация" всей страны происходили одновременно. Последняя была наиболее удачной и самой безболезненной, но нуждалась в своем Стаханове, в своем символе. Комсомолец Михаил Ботвинник заслуженно стал правофланговым в многочисленной армии советских шахматистов. Его отличали честность, убежденность и принципиальность, а также знание своей миссии — принести Родине звание чемпиона мира.

Помимо шахматного таланта и умения отстаивать свои убеждения у молодого специалиста, окончившего Ленинградский политехнический институт, было еще немало других достоинств — он хорошо знал русскую литературу, отдавая пальму первенства Александру Пушкину, был остроумным собеседником, прекрасным танцором, в совершенстве освоившим фокстрот и чарльстон. "Никогда не думала, что шахматисты танцуют", — услышал он однажды комплимент из уст самой Галины Улановой. Начинающий ученый Ботвинник уже добился первых успехов в электротехнике и не собирался останавливаться на достигнутом. Умение просто и доходчиво излагать свои мысли помогало ему как при аналитической работе над шахматами, так и при написании диссертации.

Ни частое общение с "сильными мира сего" — прокурором республики и председателем шахматной секции Крыленко, ни призы и награды — машина в подарок от Орджоникидзе за победу в Москве (1935), орден "Знак Почета" за успех в Ноттингеме (1936) — не сделали его лицемером. Когда считал нужным, соглашался подписать письмо-рапорт товарищу Сталину о своих успехах, когда считал для себя невозможным, отказывался подписать письмо о сфабрикованном "деле врачей" (1953), а еще четверть века спустя не поставил свою подпись под письмом советских гроссмейстеров, осуждающих оставшегося на Западе Виктора Корчного (1976).

Патриарх отечественных шахмат.

Сын зубного техника Моисея Ботвинника в середине 1930-х годов стал гордостью страны. Его имя знали во всех уголках Советского Союза, на него равнялись комсомольцы, с него брали пример пионеры. Колоссальную работоспособность обеспечивал раз и навсегда устоявшийся жесткий режим. Он ставил перед собой цель и планировал методы ее достижения. "План занятий самого умного мальчика в мире М.М.Ботвинника", — не без доброй иронии написала осенью 1936 года его жена Гаянэ, когда муж начал "вкалывать" по 12 часов в сутки над кандидатской диссертацией.

Война отодвинула достижение главной цели — звание чемпиона мира по шахматам. Сильная близорукость освободила от армии, но могла не спасти от блокадного Ленинграда. Не подвело природное чувство опасности, развитое в шахматных сражениях. Через два дня после своего 30-летия Ботвинник с женой уехали с театром, а менее чем через месяц началась блокадная эпопея, унесшая жизни многих тысяч людей, и среди них был его старший брат, талантливый изобретатель Ися Ботвинник, создавший в Ленинграде первую систему уличных светофоров...

"Глас народа священен", — сказал Сенека Старший. Глас народа назвал Ботвинника еще при жизни "Патриархом советской шахматной школы". Его авторитет был неоспорим, а его мнение — определяющим. На партию с мэтром настраивались, как на "последний бой", одевая парадные костюмы и приводя в свидетели исторического события самых близких родных и лучших друзей. Когда ему исполнилось 60, он нашел в себе мужество сказать "хватит!" и перестал участвовать в соревнованиях. Свой опыт и знания передавал ученикам. Среди воспитанников великого Учителя — великие Ученики: Анатолий Карпов и Гарри Каспаров (см. Школа юных дарований).

Эпоха во многом предопределила настороженное и недоверчивое отношение Ботвинника к новым встречам и поистине большевистскую непримиримость к тем, кого считал своими врагами по жизни. Но друзьям или просто хорошим знакомым он всегда считал своим долгом оказать помощь. Говорят, ему не было равных по составлению писем в высшие инстанции, а на ковре начальственных кабинетов он держался с достоинством и никогда не выглядел просителем.

Вера в свои силы у Ботвинника была безгранична. Уверенность в конечном успехе компьютерной программы "Пионер" помогла ему найти свое место в жизни после "шахматного дембеля". Масштабность мышления определяла масштабность целей. Вспоминает его племянник Игорь Ботвинник: "Еще в сентябре 1984 направил в ЦК КПСС записку (на нескольких страницах) по экономике. Был готов к любым тяжким последствиям (по тем временам это была страшная крамола), но "я обязан это сделать..." Создавая экономическую программу, думал об обездоленном народе. Говорил, что политик, "взявший ее на вооружение, может въехать в рай на белом коне". Программа "Economical computer sapiens" была закончена при жизни и впоследствии передана 18 общественным деятелям (список был продиктован в последние дни жизни).

Он не отделял себя от своей страны и верил, что Россия поднимется. Ученый и Гуманист. Случился Чернобыль — обратился наверх по поводу размещения атомных станций. Считал, что строить надо их в безлюдных районах Крайнего Севера, а затем энергию передавать на "материк". Работу же вести "вахтовым методом".

До конца своих дней думал о работе, жалел, что не успел закончить шахматную программу. Не хватило времени, средств...

По признанию дочери, Ботвинник со школьной скамьи запомнил немецкую поговорку:
"Деньги потеряны — ничего не потеряно,
Здоровье потеряно — много потеряно,
Мужество потеряно — всё потеряно."

"Нет царского пути к геометрии", — сказал Евклид Птолемею. Нет привилегированных троп в науку! Доступ в ее храм открыт лишь для натур мыслящих и ищущих. Свой поиск в электротехнике Ботвинник начал еще студентом, проходя практику на Днепрострое в 1931 году. И уже тогда понял, что "без проб и ошибок" трудно найти истину. Через год он стал аспирантом электромеханического факультета, занимался под руководством выдающегося советского электротехника Л.А.Горева. По окончании аспирантуры защитил в 1937 году в Индустриальном институте Ленинграда кандидатскую диссертацию на тему: "О влиянии колебаний напряжения на малые колебания ротора синхронной машины". В своей работе впервые показал, что возможна устойчивая передача электрической энергии на большие расстояния, если у генераторов применить специальное регулирование, как его потом называли "сильное" регулирование. Во время эвакуации был сотрудником высоковольтной лаборатории в городе Молотов, предложил оригинальный проект "прыгающего" танка и получил авторское свидетельство на "приспособление к танку для осуществления прыжка". Впоследствии Ботвинник вспоминал о своем изобретении: “Слишком уж фантастическим оно показалось. — Возможно. Я не специалист, но как знать, может, когда-нибудь на Луне, Марсе или звезде Альфа Центавра космонавты будут преодолевать неровности неземных ландшафтов на космических танках, оборудованных таким приспособлением”.

В электротехнической лаборатории.

В 1950 году в издательстве "Госэнергоиздат" вышла тиражом 1500 экземпляров книга чемпиона мира по шахматам и ученого-электротехника Михаила Ботвинника "Регулирование возбуждения и статическая устойчивость синхронной машины". Экземпляр редкого издания хранится у одного из авторов этой книги с дарственной надписью: “Многоуважаемому Исааку Максовичу Линдеру от М.М.Ботвинника. 9.10.52”.

Очередным звеном в цепи научных исследований Ботвинника стала защита докторской диссертации, состоявшаяся через полтора месяца после окончания его матча на первенство мира с Давидом Бронштейном — 28 июня 1951 года. Тема в точности повторила название вышеупомянутой брошюры.

В научной лаборатории у Ботвинника не было стола. Он считал, что как только у ученого появляется фундаментальный стол, тот перестает быть мыслителем.

“Я никогда, кроме как во время войны, ничего не изобретал специально, все вытекало у нас из основной темы работы”, — говорил Ботвинник. Изучение проблемы создания регулируемых энергетических машин переменного тока принесло научной группе Ботвинника еще один триумф. 17 сентября 1958 года их изобретение было внесено в реестр государственных изобретений СССР за номером 119590, то есть вскоре после победы Ботвинника в матче-реванше над Василием Смысловым. Можно только удивляться способности Ботвинника переключаться от шахмат к электротехнике и при этом добиваться крупных достижений.

Вскоре книга М.М.Ботвинника "Асинхронизированная синхронная машина" была издана в СССР и позднее в Англии. В начале 1960-х годов ученого Ботвинника увлекла совершенно новая идея — создание "искусственного интеллекта" - шахматной программы "Пионер", играющей в силу современного гроссмейстера. Реализации этой, на первый взгляд, фантастической идеи он посвятил более 30 лет жизни.

Идея создания "электронного шахматиста" возникла у Ботвинника еще в 1958 году во время теледискуссии с Максом Эйве (см. Нидерланды). С тех пор и до последних дней жизни она неотступно преследовала первого советского чемпиона мира.

С самого начала, когда ЭВМ еще играла на уровне начинающего любителя, она пыталась "объять необъятное" в любой позиции, ведя поиск решения путем полного перебора вариантов. Тогда Ботвинник поставил перед собой задачу сократить "дерево перебора" и ограничить длину рассчитываемых вариантов. Ведь полное "дерево перебора" содержит по расчету математиков около 10¹²⁰ позиций! И это навело его на мысль — изменить саму цель поиска — вместо точной игры с конечным матом достигать неточной игрой выигрыша материала, что дает резкое сокращение перебора.

Новый подход к исследованию проблемы "ЭВМ и шахматы" Ботвинник стал пропагандировать в публичных выступлениях. Еще в 1960-61 годах он прочитал в Берлине, в Университете им. Гумбольдта, лекцию на тему "Люди и машины за шахматной доской". Затем опубликовал статью в "Комсомольской правде". А 13 мая 1966 года организовал диспут в Центральном шахматном клубе в Москве с участием математиков и шахматистов. Встречался он и с Клодом Шенноном. В 1968 году в издательстве "Наука" вышла книга Ботвинника "Алгоритм игры в шахматы"; через три года она была издана на английском языке в Нью-Йорке. В ней он сформулировал метод моделирования мышления шахматного мастера при выборе хода, построенного на позиционной оценке, отметающей все побочные и ненужные ходы и варианты.

Ботвинник показал перспективность "неточной цели игры" при решении отдельных задач экономики, имеющих переборной характер, в частности, при планировании ремонтов оборудования электростанций в масштабах Единой энергосистемы СССР. Это помогло ему в 1972 году пробить "китайскую стену" непонимания в Госкомитете по науке и технике (ГКНТ), Министерстве энергетики и Главном вычислительном центре Госплана СССР. Было получено согласие открыть научную тему для работы над шахматной программой и выделено на ее исследование "машинное время".

В интервью еженедельнику "64" Ботвинник упомянул о поиске программистов — и вскоре был завален письмами — 20 из Москвы, 10 — из других городов страны, по одному — из Голландии и Австралии (!). Четыре года спустя его безымянная программа получила название ПИОНЕР ("Пионер"). К тому времени она неплохо разбиралась в дебюте и эндшпиле, а ее логическое мышление напоминало мышление шахматиста. Первым достижением "Пионера" явилось решение известного этюда Рети.

За ним последовали решения отдельных этюдов Каминера и Надареишвили и, наконец, гордостью Ботвинника стало нахождение "Пионером" выигрывающего продолжения в позиции из партии Ботвинник—Капабланка. По мере усиления дееспособности "Пионера" Ботвинник считал своим долгом делать это достоянием широкой общественности. В 1975 году в издательстве "Советское радио" вышла его книга "О кибернетической цели игры", через четыре года в том же издательстве появилась новая книга "О решении неточных переборных задач". В приложении к шахматной игре эта тема была развита Ботвинником в книге "Шахматный метод решения переборных задач", вышедшей в 1989 году в издательстве "Советский спорт".

В основу своих исследований, как уже отмечалось, Ботвинник стремился положить метод позиционной оценки, который использует мастер, когда ищет ход. Но, увы, есть в шахматах и факторы, не поддающиеся моделированию — интуиция и, в определенной мере, фантазия мастера, порою противоречащие формальной логике, но составляющие одну из основ шахматного искусства. Быть может, поэтому априори была неразрешимой сама идея создания искусственного шахматного интеллекта в том виде, как она была задумана и на протяжении долгих лет составляла мечту шестого чемпиона мира и ученого.

И хотя в конце жизни Ботвинник все более убеждался, что в решении проблемы создания "электронного шахматиста" человечество достигало все большего успеха, идя по другому пути — резкого увеличения быстродействия и объема памяти ЭВМ, он не сдавался, надеясь на "познание и формализацию алгоритма шахматного мастера". Он отметал мысль о том, что будущий "электронный шахматист" погубит древнюю и мудрую игру. Ботвинник был оптимистом и в ответ на эти обвинения отвечал: "Многие боятся, что изобретение такой машины принесет техническую смерть шахматам. Я в это не верю. Скоро сто лет изобретению автомобиля, а люди с удовольствием соревнуются в беге на стадионе. Я думаю, что шахматная машина принесет еще большую популярность шахматам".

С юных лет Ботвинник приучил себя к самостоятельности, самоконтролю, самодисциплине. Он был творческой, независимой личностью. "У Вас нет чувства стадности", — сказал ему как-то известный математик Н.А.Криницкий. В обществе, за все и всегда голосовавшем единогласно, подобный комплимент дорого стоил.

Принцип самостоятельности стал основополагающим и в педагогической деятельности Ботвинника. Первыми примерными шахматными учениками 25-летнего Ботвинника стали ученые, с которыми он занимался в середине 1930-х годов в "комнате Дон Кихота" в ленинградском Доме ученых. Вскоре его подопечными стали юные шахматисты, но гораздо более высокой квалификации. 27-летний учитель теперь преподавал в кабинете Александра III. В конце 1930-х годов Аничков дворец "превратился" в Дворец пионеров, в котором открылся и шахматный клуб. "Занимались мы по воскресеньям, — вспоминал Ботвинник, — один раз в две недели (человек 10-12) — один у демонстрационной доски докладывал, другие слушали и критиковали. Разгорались дискуссии, атмосфера бывала накаленной. Докладчики намечались заранее, они сообщали о выполненных заданиях, притом самых различных: теоретическая коллекция эндшпилей, комментирование партий, анализ какого-либо дебюта и т. п. Характер заданий определялся шахматными качествами ученика: скажем, он неудачно разыгрывал начало партии или эндшпиль, или небрежно анализировал свои партии — именно это и определяло тип и тему задания. К каждому слушателю подход был индивидуальный".

Одним из его учеников того периода был будущий международный гроссмейстер Марк Тайманов, который с благодарностью вспоминал учителя и его метод: "Упор делался на широту и точность анализа, обстоятельность, а главное — на самостоятельность выводов. Ботвинник требовал от своих учеников тщательного и критического разбора игранных ими турнирных партий. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, как это было мудро: Ботвинник приучал нас не только к кабинетной работе за шахматной доской, но и к литературным новинкам, столь необходимым в профессиональной шахматной жизни".

В 1939 году Ботвинник с королевской щедростью поделился с шахматным миром своим опытом и взглядами на систему подготовки, опубликовав в турнирном сборнике, посвященном 11-му чемпионату СССР, статью "О моих методах подготовки к соревнованиям. Турнирный режим".

Надо быть сильно уверенным в своих силах, чтобы в ранге претендента на мировое первенство раскрыть тайны и особенности творческой лаборатории. Кроме того, это был шаг Просветителя и Учителя.

В середине 1960-х годов в Москве спортивным обществом "Труд" была организована шахматная школа одаренных юных шахматистов, и ее первым руководителем стал Ботвинник. Три раза в год во время каникул двадцать юношей из разных городов страны приезжали для занятий в этой школе. Среди его учеников были Анатолий Карпов из уральского города Златоуст, Юрий Балашов из города Шадринск, Наум Рашковский из Караганды, Юрий Разуваев из Москвы. Все они стали международными гроссмейстерами, а Карпов — чемпионом мира.

Ботвинник всегда напоминал юным шахматистам, что шахматы — это не только борьба умов, но и борьба нервов. "Часто побеждает тот, — писал он, обращаясь к молодежи, — у кого больше выдержки, кто не теряется в трудных положениях, сохраняет самообладание до конца партии, у кого сильнее воля". Ботвинник не советовал играть "без передышки", турнир за турниром.

"Чтобы играть успешно, нужно испытывать шахматный голод", — считал он. И нередко говорил ученикам: "Не играйте много, оставляйте время, чтобы думать о шахматах".

Ветеран шахмат учил ребят самостоятельно мыслить, работать, анализировать. Интересно, что когда однажды он предложил своим ученикам исследовать отложенную на Олимпиаде в 1962 году позицию с Фишером, 13-летний бакинский школьник Гарри Каспаров нашел еще один путь к ничьей, ранее не обнаруженный ни Ботвинником, ни другими гроссмейстерами.

Летняя сессия "Школы Ботвинника-Каспарова" в литовском городе Друскининкай. Среди учеников — В.Крамник, С.Тивяков, А.Широв.

Это уже был представитель очередной волны юных шахматных талантов, в их числе С.Долматов, А.Юсупов, Л.Псахис, А.Харитонов, Я.Эльвест, Э.Розенталис, А.Соколов, С.Ионов, А.Ненашев, Е.Ахмыловская, Н.Иоселиани, Л.Зайцева. Сплошные претенденты, чемпионы, гроссмейстеры. Зимняя и весенняя сессии школы Ботвинника проводились в домах отдыха под Москвой, осенняя — на берегу Черного моря в пионерском лагере "Орленок" (близ Туапсе). Около 40 лет прошло с момента первых учительских опытов Ботвинника, но его метод оставался прежним и продолжал приносить прекрасные плоды. "Убежден, — подчеркнул Гарри Каспаров в 1985 году, после завоевания им звания чемпиона мира, — что пять лет, проведенных в школе Ботвинника (1973-78), сыграли решающую роль в моем формировании как шахматиста и определили путь дальнейшего совершенствования".

Многие из учеников Ботвинника становились не только известными шахматистами, но и хорошими тренерами (Балашов, Юсупов, Долматов, Разуваев), а Гарри Каспаров, став чемпионом мира, продолжал помогать Учителю воспитывать новые таланты. Школа стала именоваться "Школа Ботвинника — Каспарова" (см. раздел Каспаров). В марте 1988 года Ботвинник последний раз участвовал в ее учебной сессии.

"Прекрасно служение родине хорошими делами, но неплохо и служение ей хорошими речами", — сказал еще римский историк Гай Саллюстий (86-35 до н. э.). Ботвинник был патриотом и гражданином своей Родины, служа ей и делом, и речью, и пером. Широта кругозора, не ограничиваемого рамками 64-клеточной доски, позволяла "отделять плевелы от пшеницы". Поездки за рубеж и возможность сравнивать жизнь "тут" и "там" наводили на размышления и позволяли делать выводы, порой не вполне соответствующие "линии партии". Но преданность ей и партийный билет были святы для Ботвинника, никогда не использовались им в карьеристских целях.

И все же честность и принципиальность плюс определенная смелость и понимание своего "королевского" положения давали импульс к действию. На протяжении трех непростых десятилетий в жизни страны (1954-84) Ботвинник трижды обращался в ЦК КПСС. Первое письмо академику и секретарю ЦК КПСС П.Н.Поспелову он отправил 29 мая 1954 года. Оно называлось "Возможна ли социалистическая революция на Западе без третьей мировой войны?".

На нескольких страницах Ботвинник дал свой анализ политической ситуации в мире в век "холодной войны". В противостоянии двух лагерей — социалистического и капиталистического — чувствовалась угроза нового мирового столкновения, а изобретение ядерного оружия грозило ядерной катастрофой. Ботвинник подробно, по пунктам, предлагал свой план действий по изоляции монополистов без выстрелов и бомбардировок. «В какие же условия надо их поставить, чтобы у них не было необходимости в атомной войне? — задается вопросом Ботвинник и тут же дает ответ: — Для этого, по-видимому, надо не отнимать у капиталистов "рая" полностью, не отнимать сладкой жизни у их семей и т.п. Если теперь монополисты тратят на свои потребности известную часть присваиваемой прибавочной стоимости (доход по Марксу), то не следует ли сохранить им некоторую долю этого дохода (скажем, 25%), чтобы не было у них необходимости браться за атомную бомбу?

Небезынтересно отметить, что и программа британской компартии предусматривает выплату частичной компенсации тем собственникам, "которые останутся лояльными по отношению к народному правительству..."

Мне кажется, что если гарантировать (в странах Запада) мелкой буржуазии сохранение 100% дохода после революции, то можно изолировать монополистов от народа, избавить человечество от атомной катастрофы и создать условия для скорой социалистической революции на Западе».

Ответом на письмо стала "Записка секретаря ЦК КПСС П.Н.Поспелова об ошибках М.М.Ботвинника" от 19 июня 1954 года с угрожающей концовкой: "«Заметки» М.М.Ботвинника представляют интерес как проявление буржуазной идеологии лейбористского типа и боязни капиталистического окружения.

Полагаю, что следует вызвать М.Ботвинника в отдел пропаганды и агитации ЦК и разъяснить ему антимарксистский характер его заметок. Если же он будет настаивать на своих некоммунистических взглядах, то он не может, мне кажется, оставаться членом партии."

27 декабря 1954 года Ботвинник пишет второе письмо П.Н.Поспелову, в котором соглашается, что допустил ряд промахов, но не понимает, почему его позиция воспринята как лейборизм?

"Вы указали, Пётр Николаевич, что мои предложения, направленные на решение этой задачи, наивны. Я не могу не принять Ваше указание к сведению и руководству. Однако, если эти предложения неуместны, то, на мой взгляд, обязательно должны найтись другие предложения. Марксизм-ленинизм освещает народам путь к светлому будущему; он должен указать человечеству и путь избавления от атомной катастрофы. Мне кажется, что сегодня это можно сделать: завтра, быть может, будет поздно".

Четверть века спустя, 12 декабря 1978 года, Ботвинник обращается к новому секретарю ЦК КПСС М.В.Зимянину с письмом по другому поводу — о программе "Пионер", с просьбой оказать всемерное содействие его работе и способствовать вывозу программы в Западную Германию или США, где есть возможность закончить работу по созданию искусственного интеллекта. В течение двух последующих месяцев Ботвинник настойчиво напоминает о своей записке, ибо считает, что "окончанием работы по программе принесет немалую пользу Советскому Союзу".

Наконец, 9 февраля 1979 года в отделе науки и учебных заведений ЦК КПСС состоялось совещание по просьбе М.Ботвинника, итогом которого стало заключение С.Г.Щербакова — "не один М.Ботвинник заботится о развитии науки, об этом думают многие ученые".

Программа "Пионер" оказалась "невыездной"!

Прошло еще семь лет, и фамилия Ботвинник вновь упоминается в кулуарах ЦК КПСС с негативным оттенком. По секретной информации КГБ СССР от 17 мая 1984, "состоялась беседа экс-чемпиона мира по шахматам М.Ботвинника с бывшим советским гражданином Файнбергом М.А., выехавшим из СССР в Израиль в 1979 году. В настоящее время Файнберг проживает в США, работает корреспондентом в антисоветском издательстве «Новое русское слово», регулярно выступает в эмигрантской печати с враждебных СССР позиций".

Зимянин обращается к зав. отделом пропаганды ЦК КПСС Б.И.Стукалину: "Подумайте, как призвать к порядку тов. Ботвинника М.М. Его поведение цинично, совершенно недопустимо с гражданских позиций".

В результате Ботвинника вызвали "на ковер" к заместителю председателя Спорткомитета В.А.Ивонину, и Стукалиным была составлена "Справка отдела пропаганды ЦК КПСС" от 13 июня 1984 с грифом "секретно". В ней, в частности, говорилось, что тов. Ботвинник М.М. "подтвердил, что во время пребывания в США у него были беседы с Файнбергом, но смысл части его высказываний автором искажен. Вместе с тем он отметил, что отдельные мысли из этого интервью им высказывались ранее в советской печати и в публичных выступлениях".

"Тов. Ботвиннику было указано на недопустимость с его стороны заявлений, которые могут нанести ущерб нашей стране или носят оскорбительный характер в отношении советских шахматистов.

Учитывая поведение М.Ботвинника и нездоровый интерес, который проявляют к нему наши идейные противники, полагаем целесообразным впредь ограничивать его зарубежные поездки".

Когда в мае 1993 года все вышеперечисленные письма готовились к печати в журнале "Исторический архив" (1993, № 1-2), Ботвинник подытожил все вышесказанное: "Быть может, когда прочтут все эти материалы, меньше будет препятствий в работе. Тогда прошлое протянет руку настоящему".

Имя Ботвинника обладало удивительной магией. За его матчевыми и турнирными выступлениями следили с интересом во всем мире. Его книги выходили огромными тиражами и всегда пользовались спросом, переиздавались и переводились во многих странах. Его лекции собирали полные залы. Сыграть против него в сеансах почиталось за честь и доставляло многим радость и в СССР, и за рубежом.

Хотя найти "окно" для длительных гастролей в строго расчерченном ботвинниковском календаре было нелегко, он выкраивал для них время, ибо считал своим долгом всемерно способствовать популяризации шахмат в мире, выступая не только в соревнованиях, но и с сеансами и лекциями, давая интервью и публикуя статьи в общей и специальной прессе. Вполне естественно, что более часто имели возможность видеть и слушать его, играть с ним в сеансах москвичи и ленинградцы. Но в разное время приезжал он и во Владимир, Тулу, Ярославль, Ростов-на-Дону, Саранск, Минск, Ригу, Одессу, Ереван, Баку, Ашхабад и многие другие города и республики Советского Союза. Дважды — в августе 1965 и 1968 годов — Михаил Ботвинник вместе со своими голландскими друзьями Максом Эйве и Вилемом Мюрингом исколесили Сибирь и Дальний Восток. Они были гостями Свердловска, Новосибирска, Иркутска, Красноярска, Хабаровска, Владивостока. Их выступления с сеансами и лекциями получили широкий отклик в прессе. К примеру — корреспонденция В.Щербака о сеансе с часами Ботвинника во Владивостоке в газете "Красное знамя" (29 августа 1968), озаглавленная "Ботвинник принимает вызов":

"За шахматными столиками, сдвинутыми в круг, сидят игроки. Они волнуются, ерошат волосы, подолгу думают над каждым ходом. Партнер у всех один, но какой — сам Ботвинник!

Десять перворазрядников, среди которых большинство студентов, "бросили перчатку" знаменитому гроссмейстеру, экс-чемпиону мира.

Первая страница публикации переписки М.М.Ботвинника с ЦК КПСС (1954-84) в журнале "Исторический архив" (1993, № 2).

Несмотря на свои 57 лет, Михаил Моисеевич по-юношески бодр и энергичен. После каждого его хода по рядам зрителей шелестит шепот; одни — тщательно записывают партии, другие — просто следят за игрой прославленного шахматиста.

Трехчасовое сражение закончилось. Только трое из десяти — студенты В. Баранов, В.Коваленко и Л.Шабаров — сумели противостоять натиску экс-чемпиона мира и свели свои партии вничью. Остальные испытали горечь поражения. Но проиграть Ботвиннику, перед которым в течение многих лет складывали оружие лучшие шахматисты мира, — не стыдно!

Михаил Моисеевич подробно проанализировал игру всех участников сеанса, с уважением отозвался о способностях своих молодых партнеров, призвал их больше учиться и тренироваться, повышать свое мастерство. После выступления, встреченного аплодисментами, Ботвинника берут в плотное кольцо почитатели его таланта. Посыпались вопросы, просьбы дать автограф...

Даже когда гроссмейстер покинул Дом физкультуры, направляясь в гостиницу, за ним длинным шлейфом потянулись любители. Маститый и начинающие шахматисты шли рядом, степенно беседуя о своих шахматных делах".

Столь же широкий отклик и интерес вызывали лекции и беседы Ботвинника во время других гастролей. Он был остроумен, порою резок, но всегда откровенен в своих оценках и ответах. И к мнению Патриарха советских шахмат (так часто именовала Ботвинника советская пресса) относились с особым интересом и уважением. Для примера — несколько ответов Ботвинника на вопросы слушателей Рижского университета шахматной культуры после его лекции, состоявшейся вскоре после матча на первенство мира Карпов-Корчной в Мерано (1981):
— Как Вы оцениваете итоги матча на звание чемпиона мира в Мерано в творческом отношении?
— Претендент играл не на должном уровне. А Карпов почти не делал ошибок. Как Капабланка в лучшие годы.
— Считаете ли Вы правильным современный регламент проведения первенств мира?
— Не нравится большой состав участников межзональных турниров, матчи претендентов, а также матч на звание чемпиона мира до 6 побед. Целесообразнее проводить матч на звание чемпиона мира из 20-24 партий и матч-турнир для претендентов.
— Какие особенности личности Г.Каспарова позволили ему столь рано вырасти в шахматиста мирового класса?
— Это исключительный шахматный талант, но он субъективен и скоропалителен в принятии решения. Очень общителен, искренен, мало жизненного опыта. По таланту напоминает Алехина.
— Каков, по Вашему мнению, оптимальный возраст для спортивных достижений в шахматах?
— Оптимальный возраст для достижения шахматных высот — от 30 до 40 лет. Надо развивать позиционное понимание, чтобы компенсировать снижение счетной силы вариантов. У шахматиста-исследователя сила игры может сохраниться до 50 лет.
— Можно ли сравнить судьбу Фишера с судьбой Морфи?
— Да.
— Кто был самым великим чемпионом мира?
— Капабланка. Он играл интуитивно.
— Кого из шахматных журналистов Вы считаете наиболее объективным?
— Таля.

Велик был интерес к выступлениям и сеансам Ботвинника и за рубежом. Большей частью они проводились после участия в турнирах. Особенно часто ему довелось играть в голландских турнирах. Здесь он бывал и как председатель общества "СССР-Нидерланды" (см. Нидерланды). После Гастингского турнира 1966/67 года Ботвинник совершил большое турне "по шахматному Альбиону" — так писал он о своих английских гастролях в воспоминаниях (см. Великобритания).

Еще будучи чемпионом мира, Ботвинник совершил с С.Флором турне по Швейцарии и ФРГ. Первое из них состоялось с 26 января по 6 февраля 1956 года и ознаменовалось сеансами в Цюрихе, Базеле, Люцерне и Золотурне. В центре внимания шахматной общественности был, конечно, сеанс с часами в Цюрихе против восьми сильнейших шахматистов страны, которые двумя годами ранее представляли команду Швейцарии на 11-й Всемирной олимпиаде в Амстердаме. Чемпион мира выиграл 6 партий, проиграл одну — Куперу и одну свел вничью — с Циммерманом.

Ботвинник — Гроб, Цюрих, 1956 Сеанс с часами

В конце сентября 1959 года Ботвинник совершил трехнедельное путешествие по ФРГ вместе с гроссмейстером С.Флором и мастером Л.Абрамовым. Сеансы одновременной игры чемпиона мира в Бремене, Гамбурге, Нюрнберге и Ганновере вызвали настоящий шахматный ажиотаж. Ботвинник, как правило, играл на 25 досках. В одном из сеансов он, по его собственному признанию, выступил неудачно (+9, — 1, = 15), но с удивлением прочел на следующее утро в газете, что "Ботвинник разбил бременцев".

Сеанс Ботвинника в ФРГ.

Во время гастролей Ботвинника интересовало буквально все — он посетил знаменитый издательский дом А.Шпрингера в Гамбурге, древний королевский замок в Нюрнберге, был гостем президента Западногерманского шахматного союза доктора Вильдхагена, известного к тому же изданием библиотеки партий ведущих шахматистов мира, и вручил ему 400 партий для тома "Ботвинник", присутствовал на открытии очередного чемпионата ФРГ, посетил спектакли французской балетной труппы.

Из Германии Ботвинник и Флор отправились в Швецию, куда их пригласил президент ФИДЕ Фольке Рогард. Шведы помнили тот факт, что свою первую зарубежную поездку 15-летний школьник Миша Ботвинник совершил именно в Стокгольм (см. Детство и юность). И вот 35 лет спустя чемпион мира Михаил Ботвинник — вновь в столице Швеции, на этот раз в качестве почетного гостя. А в следующем году на съезде шведских шахматистов (1960) было принято единодушное решение наградить Ботвинника золотой медалью Шахматного союза Швеции за большие заслуги в развитии шахматного искусства.

В 1973 году Ботвинник посетил 15 городов Западной Германии, в том числе Киль, Гамбург, Бремен, Кёльн, Бонн и др. Наряду с сеансами ежедневно выступал на пресс-конференциях, по радио и телевидению. Одним из организаторов этой поездки был гроссмейстер Лотар Шмид, главный арбитр матча Спасский-Фишер. Совершая турне вместе с гроссмейстером по переписке Яковом Эстриным, Ботвинник посетил в Триберге 84-летнюю вдову Е.Д.Боголюбова, которая рассказала о последних годах жизни гроссмейстера и поделилась своими воспоминаниями о русских участниках турнира 1914 года в Мангейме А.Селезневе, И.Рабиновиче, П.Романовском.

В декабре 1975 года Ботвинник прочел лекцию в Западном Берлине о положении в шахматном мире. Он, в частности, сказал: "Появление Фишера на шахматном Олимпе, интерес к его личности привели к росту популярности шахмат на земном шаре — 2/3 государств ООН входят в ФИДЕ. Но, увы! Кратковременная активность Фишера вызвала и события в ФИДЕ, те самые споры и ссоры, связанные с матчами 1972 и 1975 годов, споры, которые были невозможны в период 1949-69 годов, когда действовала справедливая конституция борьбы за первенство мира. Возможно, что такая ситуация в ФИДЕ привлекает нездоровый интерес со стороны широкой публики, но вряд ли это способствует созданию подлинно творческой атмосферы в среде шахматных корифеев.

Для пессимизма все же нет оснований. Хочется верить, что молодое поколение с большим рвением будет служить шахматной богине Каиссе".

Среди памятных для Ботвинника поездок в последующие годы — путешествия „за океан — в Торонто (1978) и Нью-Йорк (1983) на чемпионаты мира среди компьютеров; в Брюссель (1991), где проходили четвертьфинальные матчи претендентов и где он отметил свое 80-летие.

В 1990 году Итальянская шахматная ассоциация наградила его почетной премией имени Джоаккино Греко — Una vita per gli scacchi ("За жизнь для шахмат"). Оценивая вклад этого шахматиста эпохи Возрождения, Ботвинник писал: "Греко был ярким представителем итальянской шахматной школы, которая ввела в шахматную практику комбинацию как полноправный элемент алгоритма мастера".

Так всей своей неутомимой и многогранной деятельностью способствовал прогрессу и популяризации шахматного искусства в мире один из великих шахматистов 20 века Михаил Ботвинник.

Жизнь не обделила Ботвинника и в этом. Уж очень веселые ему достались параллели и меридианы — не соскучишься!

Победная фамилия. Ботвинник часто бывал в Нидерландах.

— Знаете ли Вы, как по-голландски звучит Ваша фамилия? — спросил Ботвинника один из любителей шахмат. — "Бот вин ик". В переводе означает — "бот выигрываю я".

Тридцать лет спустя Ботвинник рассказал об этом эпизоде своему другу г-ну Гаудкелу — одному из руководящих деятелей общества дружбы "Нидерланды-СССР". Тот хохотал от души. Оказывается, "бот вин ик" имеет тот же смысл, что "выиграть на дурачка!".

Волшебная пешка. 9 мая 1948 года Ботвинник играл последнюю партию матч-турнира на первенство мира с Эйве и, сделав белыми ход 14. b2—b4, решил предложить ничью. После некоторых раздумий голландский гроссмейстер согласился. О том, что было дальше, вспоминал виновник торжества: "Волнение и шум в зале были неописуемыми. Игру на другой доске пришлось приостановить. Лишь через несколько минут главный арбитр турнира Милан Видмар сумел успокоить публику. Друзья увели меня, чтобы отпраздновать победу.

Спустя некоторое время кинооператоры спохватились, что они не "увековечили" момент совершения моего последнего хода 14. Ь4, который принес советской стране звание чемпиона. Тогда они обратили внимание, что у демонстратора партии Я. Эстрина костюм того же цвета, что и у новоиспеченного чемпиона мира. Кинозрители и не подозревали, что "исторический" ход b2—b4 за шахматным столиком в кинокадре совершила рука не чемпиона, а демонстратора.

На этом "история" пешки "b" не закончилась. Ее унесла как талисман Елизавета Быкова в уверенности, что эта пешка поможет и ей стать чемпионкой мира. И это действительно свершилось!

Между прочим, и скромный демонстратор, который прикоснулся к этой воистину "волшебной" пешке, стал впоследствии чемпионом мира в игре по переписке".

Скверная примета. На 16-й Всемирной олимпиаде (1964) во время матча СССР-Испания экс-чемпион мира Михаил Ботвинник играл с международным мастером Антонио Мединой. Неожиданно Ботвинник встал и обратился к капитану своей команды гроссмейстеру Александру Котову: "Мой противник не дает мне сосредоточиться. Он все время подсвистывает".

Когда Котов пожаловался капитану испанской команды, тот огорченно покачал головой и сказал:
— Плохо дело!
— Почему?
— Видите ли, если Медина начинает свистеть, значит его позиция совершенно безнадежна!

Проявил характер. Ботвинник всегда с пристрастием относился к поступкам своего любимого ученика Гарри. И когда он, по настоянию "свыше", сменил фамилию умершего отца — Вайнштейн на фамилию матери и стал Каспаровым, Михаил Моисеевич очень сердился.
— Я, например, в свое время проявил характер и не сделал подобного шага! — гордо заявил он.
— А как фамилия вашей мамы? — спросил кто-то из присутствующих. Ботвинник улыбнулся:
— Рабинович!

Семь международных турниров, матч-турнир на первенство мира и Всемирная олимпиада — таков голландский послужной список Михаила Ботвинника.

Ни с чем не сравнимое царство велосипедов, каналов, тюльпанов. Здесь Ботвинник договорился о матче на первенство мира с Александром Алехиным после окончания "АВРО"-турнира (1938), здесь превзошел национального кумира доктора Макса Эйве (Гронинген, 1946), здесь заложил фундамент исторической победы в матч-турнире на первенство мира (1948). Здесь он выиграл знаменитую партию у Капабланки. И не случайно в 1960 году Михаил Ботвинник стал председателем правления общества дружбы "СССР — Нидерланды". В своей книге "К достижению цели" (1978) он писал: "Так сложилась моя шахматная судьба, что в этой стране я выступал не один десяток раз. Шахматистов в Голландии много: интеллигенты и рабочие, взрослые и дети, католики и протестанты — в шахматы играют во всех слоях общества... Общество дружбы "СССР — Нидерланды" объединяет как многих советских специалистов, связанных с культурой, экономикой, искусством и историей голландского народа, так и всех интересующихся этой своеобразной и красивой страной. Наше правление в своей деятельности стремится укрепить добрые отношения между двумя народами".

Пути-дороги российского шахматного рыцаря Михаила Ботвинника в Голландии были устланы тюльпанами. Дружеский шарж Игоря Соколова.

Во время одной из поездок Ботвинника в Нидерланды осенью 1958 года ему довелось по просьбе его друга доктора Макса Эйве выступить в телевизионной передаче, посвященной роли ЭВМ в жизни современного общества. И когда Эйве задал вопрос чемпиону мира: "Будет ли ЭВМ играть в шахматы сильнее человека?" — Ботвинник, не задумываясь, ответил: "Да!" И... получил 100 гульденов!

В книге "От шахматиста к машине" он, шутя, писал: "Известно, что все начинается от Евы... Но в моей творческой деятельности многое начиналось не от Евы, а от Эйве. Именно он осенью 1934 года выхлопотал приглашение на рождественский турнир в Гастингс — это был мой первый международный турнир. И вот теперь после вопроса Эйве я стал думать, как же обучить компьютер хорошо играть в шахматы" (см. Алгоритм мастера).

По капризу судьбы именно здесь, в Нидерландах, на турнире в Лейдене (1970), Ботвинник завершил свою спортивную карьеру. Впечатляют статистические итоги его голландских выступлений: пять первых мест в международных турнирах — Гронинген (1946), Вагенинген (1958), Амстердам (1963 и 1966), Нордвейк (1965), однажды разделил первый приз (1-2-е места) в Бевервейке (1969), 3-е место в "АВРО"-турнире (1938) и 3-4-е места в Лейдене (1970). В восьми турнирах он одержал 41 победу, 37 партий сыграл вничью и 8 проиграл (69,2% очков). Показал лучший результат на 1-й доске на Всемирной олимпиаде в Амстердаме (1954), набрав 8,5 очка из 11 (+6, -0, = 5, 77,3%). Уверенно выиграл он Гаагскую половину матч-турнира на первенство мира (1948): 6 очков из 8 (+4, -О, =4, 75%).

Бывал Ботвинник на родине Эйве и с другой миссией. Так, в июне 1988 года по просьбе шахматного мецената и общественного деятеля Бессела Кока он провел вместе с Алексеем Шировым и Геннадием Сосонко специальную учебную сессию для J9-летнего талантливого шахматиста Йероена Пикета. "Результатом наших десятидневных занятий, — рассказывал Ботвинник, — были "диагноз" и "лечение", записанные в рабочей тетради сессии". Через год Пикет стал гроссмейстером, а несколько лет спустя — одним из ведущих шахматистов Нидерландов и Европы.

И еще один интересный штрих популярности Ботвинника в Нидерландах. Даже такой романтик шахмат, как гроссмейстер Ян Тимман, под влиянием прежде всего Ботвинника, заявил в 1974 году: "Я считаю себя учеником советской шахматной школы... Мой главный "путеводитель" — Ботвинник с его научным подходом к шахматам, глубоким проникновением в тайны позиции, умением навязывать партнеру свою манеру игры".

Ботвинник участвовал в четырех английских турнирах, приезжая сюда каждый раз в новой роли — дебютанта международных состязаний, претендента на мировое первенство, чемпиона мира и экс-чемпиона!

В 1934 году 23-летний советский мастер Михаил Ботвинник впервые выехал за рубеж для участия в Гастингском рождественском турнире (1934/35). В памяти навсегда осталась тяжелая дорога через всю Европу в "сидячем" вагоне; теплоход, следующий по маршруту Остенде — Дувр; неприветливый английский полицейский на паспортном контроле. Правда, стоило ему увидеть приглашение Гастингского клуба, как его поведение резко изменилось: сам заполнил все анкеты и показал, где стоит поезд, направляющийся в Лондон. Полицейский любил шахматы!

Через полтора года Ботвинник вместе с молодой женой Гаянэ приехал на "турнир чемпионов" в Ноттингем (1936). Следуя мудрому совету Эм. Ласкера, чета Ботвинник прибыла за несколько дней до начала ответственного состязания, чтобы успеть акклиматизироваться. На следующий день после приезда в отель "Виктория Стейшн" Ботвинник с женой были гостями президента шахматной ассоциации Ноттингема и организатора турнира господина Дерби шера.

Турнир показал миру, что за "железным занавесом" подросла неплохая шахматная смена эмигрировавшим из России корифеям Алехину и Боголюбову.

В 1960-е годы Ботвинник еще дважды играл в Гастингских турнирах и оба раза выигрывал первый приз.

Ботвинник всегда с большой симпатией писал о Великобритании.

В очерке "По шахматному Альбиону", напечатанному в журнале "Новый мир" (1967, № 11), он, рассказав о своих впечатлениях от гастрольной поездки после окончания Гастингского турнира, между прочим, тонко передал свойственный англичанам (и в скобках заметим — и ему) юмор... Будучи в Глазго, например, Ботвинник удивил шотландцев знанием стихов Роберта Бёрнса, так как язык этого великого поэта малодоступен современному англичанину. И когда он сказал, что читал поэта в переводах Маршака, то маэстро Барри Вуд заметил:

— Это замечательно, осталось лишь перевести Маршака, и англичане сумеют читать Бёрнса...

При посещении Палаты общин в Лондоне у Ботвинника завязалась беседа о шахматах и международной политике с одним джентльменом, выделяющимся аристократическими манерами.

— Как Вы оцениваете международную обстановку? — спросил он Ботвинника.

— Пессимистически. Мир навечно разделен на два непримиримых лагеря - шахматистов и нешахматистов.

В 1981 году в Лондоне вышли его книги "К достижению цели", "От шахматиста к машине". В обращении к читателю Ботвинник писал: "Мои некоторые турнирные выступления были связаны с британской шахматной жизнью, поэтому мне приятно и почетно, что книга "К достижению цели" выходит в Англии"; а во введении к другому своему произведению: "Надеюсь, что эта книга поможет дальнейшему развитию британских шахмат, которые ныне так высоки, как никогда ранее в XX веке".

Два года спустя, в 1983 году, англичане попросили Ботвинника написать "Предисловие" к выходившей в издательстве "Пергамон-Пресс" книге "Британские шахматы". В нем шестой чемпион мира прежде всего исключительно высоко оценил роль Англии в прогрессе шахмат в 19 веке. "В истории шахмат британские шахматы сыграли выдающуюся роль. Имена Стаунтона, Мак-Доннелла, Блэкберна, Берна известны всему шахматному миру. Первый международный турнир (1851) состоялся именно в Лондоне".

Отметив далее с сожалением, что в 1-й половине 20 века в стране "выдающихся мастеров уже не было", Ботвинник выразил надежду на скорый успех молодых англичан. В этом он убедился, давая сеансы после окончания турнира в Гастингсе, 1966/67, в трех университетах (Ноттингеме, Кембридже и Оксфорде): "...выяснилось — в Англии выросло новое молодое шахматное поколение, столь необычно сильным было сопротивление моих противников. Видимо, начались какие-то сдвиги в духовной жизни народа, если шахматы стали популярней.

С тех пор прошло 15 лет, и ожидания оправдались. Появились молодые гроссмейстеры. На молодежном командном первенстве мира английская команда успешно конкурирует с советской. Выходит много шахматных книг".

И далее Ботвинник пророчески предсказал появление в ближайшее время в Англии маэстро экстра-класса в лице Шорта. Он писал: "Надо полагать, есть надежда, что скоро в Англии такой выдающийся шахматист появится — через несколько лет им может оказаться юный Шорт. Сейчас ему лишь семнадцать. Но партии его легко узнать — его фигуры не передвигаются, а "живут" на доске. Хотелось бы пожелать ему стать не только сильным практиком (сейчас это модно, но шахматный век практика лет на десять короче века исследователя), но и шахматным исследователем. Это закрепило бы надолго интерес к шахматам на Британских островах, что, несомненно, было бы к выгоде всего шахматного мира".

Нужно ли говорить, что матч Шорта с Каспаровым на мировое первенство десять лет спустя после этих строк (Лондон, 1993) явился ярчайшим подтверждением предвидения Ботвинника (см. раздел Каспаров).

Поединок Ботвинник—Время постепенно достиг "эндшпиля", в котором соперник экс-чемпиона мира имел несомненный и прежде всего психологический перевес... Но Ботвинник держался уверенно и спокойно. Хотя вокруг рушилось многое из того, что ранее казалось непоколебимым. В конце 1950-х годов он вместе с Владимиром Алаторцевым добился получения особняка на Гоголевском бульваре для шахматного клуба и многое сделал для превращения его в центр шахматной жизни страны. С начала 90-х годов ставший всем родным шахматный клуб принадлежит Федерации шахмат и далеко не всегда используется по назначению...

Вместе с Максом Эйве боролся Ботвинник за то, чтобы ФИДЕ правило шахматным миром, и вот в начале 90-х годов Гарри Каспаров объявляет о том, что он играет на первенство мира вне рамок этой международной организации (см. в разделе Каспаров). Не стал благом для отечественных шахмат и распад Советского Союза, и лишение прежней государственной поддержки шахматного движения в стране.

Чуть "поправив" московского поэта Николая Глазкова (1919-79), Ботвинник мог бы с полным основанием повторить: "Я на мир взираю из-за столика, Век двадцатый — век необычайный. Чем столетье интересней для историка, Тем для современника печальней!"

Поединок Ботвинник—Время перешел в стадию "эндшпиля".

Переоценка ценностей на склоне лет — дело неблагодарное, и Ботвинник никогда ею не занимался. Немало из того, о чем он мечтал в 1954 году (см. Политический кругозор) в конце концов сбылось, а то, за что мог подвергнуться он анафеме, теперь возносилось на щит.

В конце жизни Ботвинник старался завершить два дела — составление своей экономической программы и программы шахматной...

"Возможности человека ограниченны, — говорил Ботвинник. — Объем экономической задачи ему не под силу. Ему должен помочь компьютер. Компьютер дает объективное решение задачи. Программе все равно, какая форма собственности. Она даёт максимальную прибыль. Задача управления экономикой проще шахмат. Экономическую программу я закончил. А шахматную — её всё равно не закончить. Она сложнее, чем экономическая..."

О последних днях жизни рассказала в очерке "Мой отец Ботвинник" его дочь Ольга Фиошкина:

"И три дня диктовал тезисы по идеологии шахматной программы. За день до смерти сказал, что идеологию закончил.

Дал указания: "Никаких пышных похорон. Никаких шахматистов. Хочу уйти спокойно!"

Фактически слег, в том смысле, что перестал вставать, он только за два дня до смерти. Беспомощность его угнетала: "Зачем жить в таком состоянии?"

Сам закрыл глаза. Скоро лицо его стало спокойным, умиротворенным. Таким и хоронили".

Умер М.М.Ботвинник 5 мая 1995 года.

Прах его покоится на Новодевичьем кладбище в Москве.

Если собрать статьи, очерки, воспоминания, опубликованные в шахматной печати СССР и во многих странах мира о Ботвиннике, они составят несколько солидных томов. В них будут представлены крупнейшие шахматные авторитеты и сотни видных журналистов и литераторов 20 века. О Ботвиннике писали все чемпионы мира — как его предшественники Эм.Ласкер, X.Р.Капабланка, А.Алехин и М.Эйве, так и последующие шахматные короли — В.Смыслов, М.Таль, Т.Петросян, Б.Спасский и, конечно же, А.Карпов и Г.Каспаров, которые испытали на себе влияние школы патриарха советских шахмат... Несомненный интерес представляют очерки и воспоминания шахматистов, в соперничестве с которыми возмужал его гений в России, — П.Романовского, В.Алаторцева, Г.Левенфиша, А.Котова, И.Болеславского, С.Флора...

Первая книга, всецело посвященная Ботвиннику, вышла в 1946 году в Филадельфии (США) и принадлежала перу известного американского мастера и историка шахмат Фрэда Рейнфельда — "Ботвинник непобедимый". Приведя 62 его партии, в том числе выигранные у Алехина, Капабланки, Кереса, Решевского, Файна, Видмара, Рейнфельд фактически предсказал ему победу в предстоящей битве за звание чемпиона мира: "Буквально во всем шахматном мире Ботвинник считается величайшим из современных мастеров. Ботвинник является глубоким, проникновенным знатоком шахматной игры. Он великолепно умеет концентрировать свои мысли, волю и упорство. Советский чемпион яростно сражается в отчаянном положении, он не падает духом при неудачах. Успех не кружит ему голову".

Среди книг о Ботвиннике, появившихся еще при его жизни, выделяются также работы, вышедшие в Германии, — Ганса Мюллера "Ботвинник учит шахматам" (1967) и известного советского гроссмейстера и теоретика шахмат Алексея Суэтина "Шахматный гений Ботвинника" (Берлин, 1990).

Но самым крупным трудом о шестом чемпионе мира был трехтомник В.Д.Батуринского, изданный в Москве в 1965-69 годах, — "Шахматное творчество Ботвинника". Монография замечательна прежде всего собранием большого числа партий — 660 турнирных и матчевых, 40 тренировочных. В трехтомник вошли и многие работы по теории, истории, методам подготовки и другим проблемам.

Наряду с этим фундаментальным трудом появилось в СССР и за рубежом также несколько книг, посвященных матчам Ботвинника на первенство мира. В их числе монография М.Таля "Матч Ботвинник — Таль" (Рига, 1961) с блестящими комментариями всех партий матча 1960 года и книга его тренера А.Н.Кобленца "Воспоминания шахматиста" (1986), где в ряде глав раскрывалась закулисная история матча.

После кончины М.Ботвинника в шахматной периодике и в книгах о шахматах все чаще появляются материалы, авторы которых стремятся осмыслить то новое, что привнес шестой чемпион мира в шахматное искусство, его роль в мировой истории шахмат. Представляют интерес, например, публикации гроссмейстеров Людека Пахмана "К кончине "русской шахматной легенды" доктора М.М.Ботвинника" в журнале "Рокаде Еуропа" (6 июня 1995) и Генны Сосонко "Его путь в бессмертие" в журнале "64 — Шахматное обозрение" (1997, № 3), очерк гроссмейстера Алексея Суэтина "Командор" в его книге "Шахматы сквозь призму времени" (М., 1998). Хотя некоторые положения этого очерка спорны, общий вывод симптоматичен: "Вклад Ботвинника в методы ведения позиционной игры, равно как и способы подготовки к соревнованиям, поистине неоценим.

Творческий путь Ботвинника представляет целую школу шахматного искусства. Его опыт исследования ряда типичных позиций является исторической вехой в познании тайн шахмат. То, что было им сделано в 30-50-х годах, надолго пережило свое время".

Одно несомненно — жизнь и богатейшее творческое наследие М.М.Ботвинника еще ждут своего глубокого исследователя, который представит все совершенное им на благо шахматного искусства.

Эм.Ласкер. Дебютные построения Ботвинника, заслуживающие тщательного анализа, глубокое понимание позиции, обнаруживаемое им в миттельшпиле, выгодно отличают его игру (1936). Ноттингемский турнир был триумфом Ботвинника. Он и его жена произвели на английскую публику прекрасное впечатление, как шахматист же он превзошел все ожидания (1936).

О достижениях Ботвинника говорить не приходится: они говорят сами за себя. В Москве и Ноттингеме собрались лучшие из лучших мастеров шахматного искусства, и никто не мог продемонстрировать превосходства над ним... Ботвинник — кандидат в чемпионы мира (1937).

X.Р.Капабланка. Я убежден в том, что Ботвинник, например, выиграл бы матч у гроссмейстера Эйве, который, как известно, будет играть с Алехиным матч на первенство мира (1935).

Успех Ботвинника (в Московском международном турнире 1935) должен принести ему большое удовлетворение. Это случается не так часто, чтобы молодой шахматист добился столь блестящей победы в очень сильном по составу турнире (1935).

Гроссмейстер Ботвинник достиг уже значительной силы. Я думаю, что в предстоящем турнире в Ноттингеме борьба за 1-е место будет между Алехиным, Эйве, Ботвинником, Флором и мною (1936).

Ботвинник, находящийся в прекрасной спортивной форме, хорошо вел весь турнир [Ноттингем] и прошел его без единого поражения. Ряд партий он разыграл в лучшем стиле (1936).

А.Алехин. Замечательный успех [в Ноттингемском турнире] наиболее выдающегося из молодых шахматистов Ботвинника, чемпиона Советского Союза, не явился неожиданностью, так как он себя уже показал в двух больших Московских турнирах 1935 и 1936 годов. Его достижение в Ноттингеме подтверждает, что он является наиболее вероятным кандидатом на звание чемпиона мира. Я лично считаю, что он имеет все шансы, чтобы стать чемпионом мира в ближайшие годы. Помимо огромного таланта, он обладает всеми спортивными качествами, которые имеют решающее значение для успеха,- бесстрашием, выдержкой, точным чутьем для оценки положения и, наконец, молодостью.

По сравнению с сильной и корректной игрой советского чемпиона другие молодые гроссмейстеры производят значительно меньшее впечатление.

М.Эйве. Ботвинник, великий комбинационный шахматист, тонкий позиционный мастер, ювелир эндшпиля, — всесторонний боец (1963).

"Мировой рекорд" Ботвинника слишком хорошо известен, чтобы на нем останавливаться. 13 лет владел он титулом чемпиона мира, более тридцати принадлежит к немногочисленной когорте шахматистов экстра-класса.

Что характерно для Ботвинника, для его стиля? Прежде всего — желание бороться. Желание взять инициативу в свои руки, даже играя черными.

Ботвинник всегда отличался разносторонностью. Его можно сравнить с Эмануилом Ласкером, но гораздо более оснащенным техническим мастерством в дебютах. Как аналитик Ботвинник до сих пор никем не превзойден, его анализ отложенный позиций всегда являл собой верх совершенства.

Во время соревнований Ботвинник мог служить примером корректности, но он упорно отстаивал свои права, когда обсуждал регламент проведения матча или турнира. Ботвинник был честолюбив, однако никогда не вдавался в крайности. Я знаю его как доброго собеседника, хорошего коллегу, безупречно честного человека.

В течение многих лет мне посчастливилось оставаться другом Ботвинника, и он во многих случаях эту дружбу оправдывал. Хотя он, возможно, больше других хотел, чтобы я стал президентом ФИДЕ, я не раз подвергался с его стороны резкой критике в отношении некоторых решений. Замечания Ботвинника всегда давали пищу для раздумий и в некоторых случаях заставляли меня менять решения.

Различия во мнениях никогда отрицательно не сказывались на нашей дружбе (1981).

В.Смыслов. Наше соперничество с М. Ботвинником продолжалось более десяти лет, и я счастлив, что сыграл около ста партий с таким замечательным шахматистом. В то время мы оба находились в расцвете жизненных сил, и думаю, что творческие итоги наших встреч сыграли не последнюю роль в движении шахматной мысли.

Мы с Михаилом Моисеевичем принадлежим к шахматистам одного направления — классического. Но каждый из нас отстаивал свои принципы и планы.

Хочу добавить, что несмотря на острое соперничество и вполне естественные страсти вокруг наших поединков, мы с Ботвинником держались в пределах спортивной корректности. Михаил Моисеевич человек сложный, некоторые его требования казались в то время преувеличенными. Но все познается в сравнении. И коллизии прошлых матчей на первенство мира по сравнению с нынешними представляются детской забавой (1961).

М.Таль. Я встречался, наверное, со всеми сильнейшими шахматистами мира, разные бывали ощущения. Играя с Ботвинником, все время чувствовал себя в лучшем случае студентом. Мы все — школьники, студенты, может быть, аспиранты, он — профессор.

Экс-чемпион мира, доктор технических наук М. Ботвинник считает, что шахматы — это наука. У нашей шахматной школы научный подход к шахматам. И именно при научном подходе очень большое значение имеют домашняя подготовка, психологический момент, огромная техника, исключительная сила воли. Синтез всего этого и есть то, что Ботвинник внес в золотой фонд шахмат.

Т.Петросян. Все мы считаем себя учениками признанного лидера советских шахмат Михаила Моисеевича Ботвинника. И последующее поколение будет учиться на его партиях.

Б.Спасский. Михаил Моисеевич — наш патриарх, шахматный академик. Играть с ним очень трудно, но поучительно. И если при совместном анализе он скажет: "Вы, батенька, избрали не тот план",- не пытайтесь с ним спорить — он изрек истину в первой инстанции.

Шахматный мир устроен как огромная пирамида, и стоящий на вершине король призван ее укреплять. Это государство без границ имеет свое административное устройство — ФИДЕ. И правильно сказал Ботвинник, что шахматный король принадлежит не только себе.

Сам Ботвинник был прежде всего политической, государственной фигурой. Объявив себя создателем советской шахматной школы, он обязан был стать чемпионом мира и стал им. Ботвинник — убежденный коммунист-государственник. Правда, я был дружен с ним некоторое время и знал, что внешне сухой, он в действительности был человеком отзывчивым и теплым.

Р.Фишер. Наиболее сильное впечатление в Ботвиннике на меня произвела его самодисциплина. Он стал школой того, как избегать поверхностности. Я нахожусь также под впечатлением его самообладания и железной логики.

А.Карпов. Следующими (после Стейница) были изменения, намеченные Алехиным, но внедренные и развитые Ботвинником,- научный подход к шахматам.

Ботвинник именно в этом направлении и стал работать. Научный подход у него постепенно утвердился на первом плане. По-моему, он не занимался дома такими вопросами, как, скажем, новый ход или новая идея где-нибудь на 15-м ходу, в каком-то варианте. Он разрабатывал целую систему. Это было его счастье. Шахматы во многом были еще целиной, и он шел по ней "первым плугом". А сегодня нам приходится довольствоваться новинками на 12-м, 15-м ходу. Не всегда и до этого дойдешь! Ботвинник мог себе позволить делать большие перерывы, не играть подолгу, скажем, отойти от шахмат на год и заняться научной работой...

Ботвинник положил начало серьезному спортивному подходу к шахматам.

Что это означает?.. Это — ужесточение борьбы требовало от шахматистов особой подготовки, чтобы переносить небывалые раньше физические и нервные нагрузки.

Г.Каспаров. Мое шахматное мировоззрение во многом складывалось под влиянием экс-чемпиона мира Михаила Моисеевича Ботвинника. Убежден, что пять лет, проведенные в школе Ботвинника (1973-78), сыграли решающую роль в моем формировании как шахматиста и определили пути дальнейшего совершенствования. Особенно важным, на мой взгляд, явилось усвоение главной "аксиомы" Михаила Моисеевича о необходимости постоянной аналитической работы, прежде всего тщательного анализа своих партий. Неукоснительно следуя этому правилу, с годами я отчетливо осознал, что именно здесь заложен фундамент непрерывного роста шахматного мастерства (1985).

Шахматный стиль Ботвинника характеризуется отличными позиционными решениями и высокой техникой (1999).

Холодный и безжалостный метод патриарха советской шахматной школы, базировавшийся на изучении дебютов и психологической подготовке,- это ли не символ мощи сталинского режима! Ботвинник серьезно и профессионально изучил шахматы и был чемпионом в годы начала холодной войны, когда спорт сливался с политикой, а наука играла в атомные и космические игры (1999).

Создан в Москве шахматной общественностью вскоре после кончины великого шахматиста. Президентом его избран А.Е.Карпов. Фонд развернул энергичную деятельность прежде всего по изданию книг на основе неопубликованных материалов творческого наследия Ботвинника, а также воспоминаний современников. Фонд поставил перед собой цель воссоздать школу Ботвинника и открыть музей, посвященный жизни и творчеству шестого чемпиона мира.

Филиал фонда Ботвинника был торжественно открыт 17 августа 1995 года в Санкт-Петербурге. Цель его — проведение шахматных турниров на Кубок Ботвинника и мемориалов Ботвинника, оказание помощи петербургским шахматистам, выезжающим на международные соревнования, создание детской шахматной школы.

— Матч Флор — Ботвинник, М.-Л., 1934.
— Избранные партии (1926-1936), М.-Л., 1938.
— Матч-реванш Алехин — Эйве на первенство мира, М.-Л., 1939.
— Одиннадцатое Всесоюзное шахматное первенство, М.-Л., 1939.
— Избранные партии. 1926-1946, М.-Л., 1949.
— Матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР по шахматам, 2 изд., М., 1951.
— Советская шахматная школа, М., 1951.
— О шахматном матче на первенство мира. Стенограмма лекции, М., 1954.
— Матч Ботвинник — Смыслов на первенство мира, 2 изд., М., 1957.
— Матч-реванш Смыслов — Ботвинник на первенство мира, М., 1960.
— Алгоритм игры в шахматы, М., 1968.
— Три матча Анатолия Карпова, М., 1975.

— У цели. Воспоминания. Партии, М., 1997.
— Матч-турнир на первенство мира по шахматам Гаага — Москва, 1948, Харьков, 1999 (соавт.).
— Dr. Michai! Botwinnik, Hamburg, 1959.
— Botwinnik's best games, 1947-1970, L., 1977.
— Schach in Russland: 1941-1945, Hollfeld, 1979. Meine 100 schonsten Partien von 1925-1970,
— Heidelberg, 1980. 15 Schachpartien und ihre Geschichte, Stuttgart,
— 1981. Selected games: 1967-1970, Oxford, 1981.

— Левин К., Михаил Ботвинник, М., 1951.
— Алаторцев В., Степанов А., Ботвинник — Смыслов. К матчу на первенство мира, М., 1954.
— Шахматное творчество Ботвинника. (Сост. В. Д. Батуринский), т. 1-3, М., 1965-68.
— Reinfeld F., Botvinnik the invincible, Philadelfia, 1946.
— Muller H., Botwinnik lehrt Schachl, WienStuttgart, 1949.
— Sue tin A., Das Schachgenie Botwinnik, В., 1990.

В конце 1986 года экс-чемпион мира Михаил Ботвинник завершил работу над алгоритмом программы ПИОНЕР — "мыслящего" компьютера с творческими возможностями человека. Он искал ясную цель неточной игры в шахматы и стремился сделать её основой нового алгоритма, принципы которого ознаменовали бы интеллектуальный прорыв, революционный рывок на качественно новую ступень компьютерного программирования. “Уже не один десяток лет, — рассказывал он о своей дерзновенной задаче на страницах журнала "64 — Шахматное обозрение" (СССР, 1987 г.), — я работаю над проблемой распознавания мышления шахматного мастера: как он находит ход без полного перебора? И сейчас можно утверждать, что этот метод в основном раскрыт...” Даже столкнувшись с необходимостью "технического" обоснования таких иррациональных понятий, как интуиция и творчество, Михаил Ботвинник никогда не терял уверенности в конечном успехе и был убеждён, что это случится ещё при его жизни. Вооружившись логикой, гроссмейстер призывал “снять мистический ореол с работы мозга шахматиста”, а “какие-то волшебные законы шахматного искусства, называемые творчеством”, рассматривал как “объективно существующие непознанные закономерности шахматной борьбы” (из статьи "Основы шахматного алгоритма", СССР, 1979 г.). “Ведь что такое фантазия? Это несознательная логика, но тем не менее — логика. Например, принято в шахматах считать жертвенную комбинацию фантазией. Но в нашу программу жертвенная комбинация входит составной частью” (из интервью М.Ботвинника для журнала "64 — Шахматное обозрение", СССР, 1987 г.).

“Думаю, к работе над шахматной программой Ботвинник пришёл вполне закономерно, — свидетельствует гроссмейстер Давид Бронштейн (сборник "Давид против Голиафа", Россия, 200З г. — Если вдуматься, чем он занимался всю жизнь?.. Без устали в течение всей партии высчитывал вероятностные траектории наших фигур; ну и заодно, разумеется, своих... Пытался найти алгоритм мышления шахматиста. И был уверен, что преуспел в этом”. О стремлении М.Ботвинника "поверить алгеброй гармонию" писал и нешахматный профессионал — драматург Леонид Зорин: “Он и тут ищет заветную прямую линию. Он чертит схемы и стремится разъять творческий процесс на элементы, подобно тому как Стендаль пытался анатомизировать любовь и найти безошибочный путь к взаимности... Но, в конце концов, если интуитивнейший Пастернак мечтал дойти "до оснований, до корней", почему убеждённый рационалист Ботвинник не может поддаться искушению извлечь из корней стихию творчества?” (из статьи "Прямая линия", журнал "Шахматы в СССР", СССР, 1968 г.).

Разумеется, M.Ботвинник понимал, что “гроссмейстеры, увы, не осознают принципов программы, которую они используют, когда сидят за шахматным столиком... А принципы эти должны быть раскрыты — иначе вряд ли можно будет продвинуться вперёд” (из статьи "Ещё о шахматной машине", журнал "Шахматы", СССР, 1965 г.). До своего последнего часа он свято верил в два главных постулата: 1) человек играет в шахматы по программе и 2) возможности искусственного интеллекта практически безграничны.

М.Ботвинник читает лекцию в университете. Днепропетровск, 1977 г.

В творческой лаборатории Ботвинника

М.Ботвинник в вычислительном центре г.Зиген (ФРГ, 1973 г.)

Макс Эйве и Михаил Ботвинник в Доме дружбы (Москва, 1967 г.)

Решение задачи программисты-исследователи видели в практической игре, в достижении максимально возможного спортивного результата. А применение специализированных компьютеров (чего так недоставало M.М.Ботвиннику) позволяло им наращивать "скоросчётную" мощь своих программ-чемпионок. Что делать, идеалистов и романтиков вытесняли прагматики. И каждый, живя и работая, проходил "тест на соответствие" — наступало время коммерческого программирования. Крупные фирмы, поставлявшие на рынки "компьютерный товар", стремились решить сразу две задачи: во-первых, довести до совершенства свою выставочную модель, которая после ряда модификаций выигрывала все "большие" и "малые" чемпионаты мира, и, во-вторых, — наладить массовый выпуск-сбыт серии персональных микрокомпьютеров, "родственных" всемирному чемпиону и рекламируемых как "надёжные партнёры человека в практической игре и его незаменимые консультанты при разборе партий". На эти два "чётко оформившихся, хотя и не теряющих взаимосвязи" направления указывал президент Ассоциации шахматного программирования СССР Александр Тимофеев: “Рекордные программы функционируют на специально спроектированном и изготовленном оборудовании. Необходимые средства выделяются в рамках обильно финансируемых межнациональных работ по созданию искусственного интеллекта. Примером такой программы служит Deep Thought, достигшая гроссмейстерской силы игры. А коммерческие программы предназначены для серийно выпускаемого оборудования; к ним предъявляются, помимо определённой силы игры, специфические требования (лёгкость освоения и эксплуатации, развитые сервисные возможности). При большом объёме продаж (десятки и сотни тысяч) они получаются относительно недорогими и в то же время приносят изготовителям значительные доходы. Последние версии таких программ играют в силу 1-го разряда и кандидата в мастера” (журнал "Шахматы в СССР", СССР, 1989 г., № 7). И он же, президент Ассоциации отечественного шахматного программирования, был вынужден признать: “На обоих этих направлениях нам предстоит навёрстывать упущенное за время длительного застоя”.

С 1980-х годов массовый выпуск шахматных компьютеров стал одной из основных задач коммерческого шахматного программирования

“Уже в начале 1980-х мы впервые почувствовали, что наступило время коммерческого программирования, — свидетельствует доктор технических наук, член-корреспондент РАН, генеральный директор компании Cognitive Technologies, один из создателей программы КАИССА, профессор Владимир Арлазаров (р. 1939) - Этот мир, конечно, своеобразен. Во-первых, потому что в него ведь вкладываются деньги, во-вторых, потому что из него извлекаются деньги... В результате широкой коммерциализации сразу всё засекретили. Хотя и существуют журналы по шахматным программам, но за последние 15-17 лет реальный обмен идеями сильно сошёл на нет, потому что на PC они стали огромным бизнесом” (из интервью "Развитие искусственного интеллекта в шахматных программах", журнал "Подводная лодка", Россия, 2001 г.).

Однако двигателем прогресса по-прежнему, как и во все времена, оставалась реклама, обусловленная "взаимной выгодой всех заинтересованных сторон". Так, Питер Прохазка, заместитель директора Шахматной федерации США, констатировал, что "после значительного спада, вызванного отходом Р.Фишера от участия в соревнованиях, в шахматной жизни страны.

Межвременье 1980-х годов, когда налицо имелись признаки компьютерного кризиса, осталось позади. А в грядущие 1990-е годы эксперты вглядывались с вновь обретённым оптимизмом, предпосылкой для которого стало ускорение научно-технического прогресса. Применение специализированных компьютеров позволило увеличить "скоросчётную" мощь программ не на доли, а в разы. А использование многопроцессорных блоков дало возможность повысить качественную оценку позиции. С перспективами последнего направления — научить машину играть позиционно — и был напрямую связан дальнейший прогресс в создании искусственного шахматиста — от учебных программ Д.Принца, A.Бернштейна, А.Котока, Дж.Маккарти к "мыслящим" сверхпрограммам будущего.

В своих исследовательских лабораториях программисты готовились к интеллектуальному прорыву и, ожидая революцию идей, рассчитывали на геометрическую прогрессию успеха. Над решением каких задач работали они? Уточняли критерии переборной "А-Стратегии" ? Постигали таинственный смысл интуитивной "В-Стратегии" ? Или изобретали какую-нибудь универсальную "С-Стратегию" с достоинствами первых двух?

Оригинальное решение иногда удавалось найти в "русле" ограниченных возможностей — с устаревающей техникой, неточной методикой, недоработанной системой оценок, но с перспективой выхода в "открытый космос непознанного", если работать по принципу переборной комбинаторики (сойдя с высокого стиля, в пору говорить о "методе втыка").

Целесообразность принятия того или иного решения определялась опытом целого поколения. К истине (или к практическому успеху?!) программисты шли методом проб и ошибок, не минуя столкновений идей и концепций, споров между романтиками и прагматиками, развенчивая, в увлечении полемикой, старых и создавая себе новых кумиров. В общем, всё как в большой науке, где есть свои возвеличенные "злодеи" и отверженные святые мученики...

С одной стороны, человеческий мозг казался идеальной моделью для технического "воспроизведения" по законам Божественной гармонии и красоты. А с другой — хотелось переступить грань возможного, создать машину, которая была бы "умнее" самого человека-творца. Тогда оставалось за малым — вычислить формулу интуиции с помощью brute force ("грубой силы"). Например, Михаил Ботвинник, сам, как известно, не причислявший себя к сторонникам "тотального расчёта", не исключал того, что “закономерности и методика мышления гроссмейстера сравнительно элементарны — играют же в шахматы дети, и неплохо!” (из статьи "Основы шахматного алгоритма", СССР, 1979 г.). А академик П.Симонов в своё время определил сознание как "свойство мозга совершать операции с информацией". Но тогда возникал законный вопрос — “если учёные признают эту формулировку для homo sapiens'a, то почему отказывают в "сознании" кибернетическим устройствам, способным оперировать информационными массивами и быстрее, и точнее человека?” (И.Царёва "Непознанное, отвергнутое или сокрытое?", Россия, 2000 г.).

Имея в своём распоряжении практически неисчерпаемые возможности для точного расчёта и создания хитроумных математических моделей, эксперты, быть может, сами того не ведая, переосмысливали литературного Сальери, взявшего на себя труд "поверить алгеброй гармонию" и "вычленить" тайну творчества. Причём пищу для оптимизма давал не результат, а именно прогресс в решении этой сверхзадачи. "Математизация" же процесса мышления освящалась заверениями, что любые открытия, приближающие человечество к разгадке его существования, будут сделаны не во вред, а только во благо гениальных Моцартов! Мир виртуальной реальности, где царствует компьютер, представлялся ещё одним сподручным средством познания окружающей нас действительности, таким же полезным и необходимым, как мир книг, и зрелищно-информационным, как мир телевидения. Однако не с гибельным ли восторгом учёные открывали не что иное, как ящик Пандоры? Считались ли они с опасностью вытеснения, грозящей от более совершенной искусственной расы? И были ли готовы к борьбе за существование, если открыто признать, что теория Дарвина распространяется и на столкновение интеллектов? Экс-чемпион мира Василий Смыслов еще в начале 1990-х годов рисовал мрачную перспективу: “Есть Бог — Творец, есть человек, его создание. Создавая человека по своему образу и подобию, Бог заложил в нём и творческое начало. Нет ничего противоестественного в том, что и человек пытается создать Нечто, на него самого похожее. И если случается, что человек восстает против Бога, то почему это Нечто (назовём его компьютером) не может бунтовать против своего творца?” (журнал "64 — Шахматное обозрение", СССР, 1991 г.) Во всяком случае, первые признаки иномирной экспансии видны уже весомо, грубо, зримо: “Демоны, рожденные нашими мыслями, обретают физическую плоть, и уже недалёк тот день, когда они смогут активно вмешиваться в происходящее” (И.Царёва "Непознанное, отвергнутое или сокрытое?", Россия, 2002 г.).

Закономерный итог, предначертанный самой эволюцией человеческого развития, или очередной "вывих" научно-технического прогресса ?

“Древние не зря считали, что мир развивается по спирали, — пишет о драматическом противостоянии "человек-машина" Ирина Царёва ("Непознанное, отвергнутое или сокрытое?", Россия, 2000 г.). — Проследите цепочку: мертвая неорганика — органика — органическая жизнь — органический разум — неорганическая жизнь — неорганический разум. Виток замыкается, но на более высокой ступени. И кибермозг можно рассматривать как логичный этап этого эволюционного пути”.

Однако, если Апокалипсис и ждали, то с другой стороны.

“В более широком смысле homo sapiens — это самосознание природы, голова её и чувствилище, — отмечал доктор философских наук, профессор Георгий Куницын в интервью для журнала "64 — Шахматное обозрение" (СССР, 1981 г.). — В свете этого мысль о создании искусственного человека (предполагается, куда более совершенного, чем люди) — плод незрелости гуманизма... Эта мысль, стоит её осуществить, имеет целью поменять человека и машину (в виде "искусственного разума") местами”.

Мысль, действительно, антигуманная — уж слишком весомо и значимо это главенство человека на вершине эволюционной пирамиды! “Человек привык считать себя "царём природы". Право на это звание наши предки завоевали в ожесточённой борьбе с другими

видами. Победу принесли не более острые зубы и не более крепкие мышцы, а такие эфемерные на первый взгляд качества, как разум и сознание. И на долгие годы на эволюционном Олимпе воцарилось равновесие, установленное, казалось бы, раз и навсегда... Мы гордо полагали, что прямолинейная логика машин никогда не сравнится с многоплановостью человеческой души, личности, интеллекта, общения” (И.Царева "Непознанное, отвергнутое или сокрытое?", Россия, 2000 г.).

И вдруг рассматривается ситуация, когда “...наисовершеннейшее творение природы и истории — человек — низвергается до уровня второстепенности, необязательности. Зачем?” (Г.Куницын). “В самом деле, почему человек так стремится поработить себя машинами? Насколько велика их власть над людьми? Неужели весь прогресс человечества в том только и заключается, чтобы в конечном итоге построить такой мир, в котором сам человек станет звеном избыточным, а потому неизбежно исчезнет ?” (P.Богатырев "Этот странный придуманный мир", журнал "Компьютерра", Россия, 1996 г.). На эти вопросы, заочно и задолго до острого "фазиса" этой проблемы, ответил Михаил Ботвинник: “При всей отвлечённости шахмат решение проблемы обучения машины сложной шахматной игре явилось бы серьёзным шагом на пути создания сильного логического помощника, в котором так нуждаются люди в XX веке. Это — острая нужда. В прежней своей истории люди прогрессировали достаточно гармонично, и логическая сила человека более или менее соответствовала его энергетическим возможностям (или физической силе). В середине нашего [XX-го — Е.М.] столетия энергетические возможности людей возросли неслыханно, человек овладел энергией атома, а умственные способности существенно не изменились. Возникшую диспропорцию устранит только скачкообразное усиление логических способностей человека. Сделать это можно путём создания неслыханно сильного логического помощника — хорошо программированной вычислительной машины...” (из статьи "Ещё о шахматной машине", журнал "Шахматы", СССР, 1965 г.). “Судите сами. С 1897 по 1997 год скорость передвижения возросла примерно в 100 раз, мощность источников энергии — в 1000 раз, мощность оружия — в 100 000 раз, скорость обработки информации — в 100 000 000 раз... Человеческий мир эволюционирует с непостижимой для космических масштабов скоростью, где заметные изменения накапливаются в течение миллионов лет. И в этом не было бы ничего плохого, если б не естественные ограничения” (И.Царёва "Непознанное, отвергнутое или сокрытое?", Россия, 2000 г.).

Но пока "лирики" спорили с "физиками", программисты получили ещё один весомый аргумент "за", в поддержку продолжения их работы — не обращая внимание на проклятия и дифирамбы, компьютер начал-таки побеждать шахматистов самого высокого, гроссмейстерского ранга. Правда, эксперты находили в этих победах что-то иррациональное, не объяснимое логикой шахматных идей. “Это не игра в шахматы! — утверждал Давид Бронштейн в книге "Давид против Голиафа" (Россия, 200З г.). — С компьютером я чувствую себя как начинающий! Вот почему они иногда у меня выигрывают. Само сознание, что вы играете против чего-то, что вы не можете видеть, парализует вашу волю, — и вы теряете способность соображать. Дело не в позиции, а психологии! Я играю против монстра! И он знает, что он монстр. И вы знаете, что он монстр...”

А в отдельных ходах этого железного монстра даже “слышалась дьявольская, нечеловеческая музыка !

“Как не задуматься, если в блице "железяки" стали частенько обыгрывать людей, — отмечал гроссмейстер Сергей Макарычев в статье "Блеск и нищета электронных страшилок" (журнал "Шахматы в России", 1996 г.), — причём делать это каким-то кривым способом, демонстрируя в начале игры её полное "непонимание", а затем вылавливая на какой-нибудь швиндель. Каждый раз речь вроде бы шла о банальном зевке. Но количество "зевков" было таким, что не оставалось сомнений в их объективном характере, в том, что человек чересчур доверяет своей интуиции и не видит главное направление, откуда может нагрянуть беда. Слишком часто сильные фигуры, форпосты или пешечные цепи оказывались

миражами, рассыпавшимися в коротких тактических стычках. Компьютер "ничего не понимал", но в критических ситуациях действовал на редкость эффективно!”

В начале игры создавалось впечатление, что оппонент белкового шахматиста безобиден и податлив, как домашний кот умеренной пушистости. А когда иллюзии развеевались, как утренний туман, вдруг вырисовывался стоглавый "железный монстр"! Программист Дэйв Слейт из Северо-Западного университета в Ливингстоне (США) даже нашёл аналогию... с чудовищем из морской бездны. “Шахматная ЭВМ, — пояснил он корреспонденту еженедельника Science News (США, 1988 г.), — чем-то напоминают притаившуюся акулу. Она не блещет умом и не отличается находчивостью, но, как только почувствует запах крови, — тут уж пощады не жди! Если вы подготавливаете свою атаку достаточно замаскированно, она может ничего не заметить и оказаться застигнутой врасплох, но стоит вам выдать свои намерения, как она моментально разрушит все ваши планы”. “Я однажды играл с машиной, — вспоминал о начале компьютерного "бума" гроссмейстер Давид Бронштейн (из интервью для журнала "64 — Шахматное обозрение", СССР, 1987 г.)., — и, знаете, было не по себе: я понимал, что машина всё видит и ничего не забывает”. “Она будет обладать отличной памятью и завидной выносливостью, она будет равнодушна к шуму в зале и к корреспонденциям шахматных журналистов...” — ещё задолго до начала компьютерной эры отмечал достоинства "виртуального" соперника экс-чемпион мира Михаил Ботвинник (из статьи "Люди и машины за шахматной доской", журнал "Шахматы в СССР", 1961 г.). И, наконец, ещё одно ценное, но трудно доступное человеку, качество: “Даже в проигранной позиции компьютер невозмутимо ищет лучшие ходы” (Д. Бронштейн). Одним словом, холодный ум, твёрдая рука и железные нервы!

Зато компьютеры ходили в самых заинтересованных и прилежных учениках! За эти годы интенсивной практической игры с белковыми шахматистами они научились:
•     не терять темпов развития ради создания каких-либо статичных слабостей в лагере соперника, если последний может от них избавиться посредством освобождающих прорывов;
•     находить "нейтральные", средние по силе ходы в неопределившихся позициях без конкретного плана игры — по крайней мере, это гарантировало от грубых позиционных ошибок и ограничивало в злоупотреблении форсированными вариантами;
•     замечать многоцелевые угрозы соперника в стратегических комплексах "центр — фланг" или "фланг — фланг" с длинной "осью лавирования". То же относительно создания собственных угроз;
•     рассчитывать комбинационные осложнения не хуже (а всё чаще — лучше!) белкового шахматиста;

•     безупречно реализовывать материальный перевес в упростившихся позициях на стадии перехода из миттельшпиля в эндшпиль;
•     распознавать критические поля в позициях эндшпильного типа и находить логически обоснованные планы игры в этой поздней стадии партии;
•     защищать трудные позиции с "нечеловеческим" упорством и "дьявольской" изворотливостью.

Самым загадочным в этой геометрической прогрессии успеха стала, пожалуй, способность компьютера разыгрывать "вязкие" позиции без конкретного плана контригры. В классических построениях электронный мозг пользовался "блоками памяти", а в малознакомых позициях находил "вкрадчивые" ходы, которые, быть может, и не решали всех проблем развития, но были хороши уже и тем, что поддерживали напряжение, не портя общего "рисунка" игры! Не случайно современная практика подтверждает, что в иррациональных позициях решает не столько темповая игра, не реализация каких-то глобальных концепций (что, по здравому рассуждению, в принципе невозможно), сколько умение лавировать и ограничивать атакующий потенциал соперника с помощью своевременных профилактических средств. “Поиск реального хода, не тратя зря энергию на эмоциональные красоты, разбросанные вокруг и для ближайшего хода не имеющие никакой смысловой окраски, — вот суть этой философии”, — пишет гроссмейстер Давид Бронштейн в своём "Самоучителе шахматной игры" (СССР, 1987 г.). До недавнего времени считали, что такой рационализм присущ только белковым шахматистам, приверженцам так называемого "позиционного" направления. “Но именно так — точно и предельно конкретно — играет компьютер. В каждой позиции он отыскивает лучший, по его мнению, ход, а игра отдельными лучшими ходами оказалась гораздо эффективнее, чем игра на основе глубокомысленных планов и общих соображений” (Д.Бронштейн, сборник "Давид против Голиафа", Россия, 200З г.).

Действительно, компьютер как будто не демонстрировал глубоких планов и оригинальных идей, видя свою задачу в достижении стабильной, безопасной позиции (игра без иллюзий: "для компьютера красиво то, что целесообразно"!), но научился провоцировать своего белкового оппонента на неоправданную активность (человеку свойственно заблуждаться: “с компьютером я обязан играть на выигрыш”!) и наказывал за ошибки, эти минутные проявления слабости, с беспощадностью прирождённого экзекутора! “Компьютер делает жёсткие ходы, он как бы вколачивает гвозди в деревянную доску, — делился своими ассоциациями гроссмейстер Давид Бронштейн. — С одинаковой силой берёт молоток, с одинаковой силой ударяет, и вам остаётся только смотреть на эту изумительную работу”.

В своё время такой "беспощадностью" отличался только один из белковых гроссмейстеров — Роберт Дж. Фишер. Ни его предшественники, ни его последователи такой методичностью в процессе "добивания" похвастаться не могли.

В начале 1990-х годов Михаил Ботвинник приступил к работе над новым проектом — программой СНЕSS COMPUTER SAPIENS (СС SAPIENS). Этот "разумный шахматный компьютер", создаваемый на базе ранней программы ПИОНЕР, был призван, наконец, решить главную сверхзадачу: смоделировать поиск хода шахматного мастера — задачу тяжёлую, как признавался в интервью 1993 года сам М.Ботвинник, “которую мы решаем многие годы, но постепенно и достаточно успешно”. На этом пути к успеху он по-прежнему оставался принципиальным противником "брут форса", полагая, что "очеловеченный" компьютер будет пользоваться не полным перебором всех возможных вариантов, а универсальными эвристиками с "горизонтальной" оценкой позиции. В докладе, сделанном на VII международной Конференции по проблемам компьютерных шахмат (Маастрихт, Нидерланды, июль 1993 г.) он напомнил слушателям постулат Эшби: “Компьютер способен принимать решения так же, как и человек”. А в статье "Три позиции" (журнал "64 — Шахматное обозрение", Россия, 1993 г.) M.Ботвинник уже с уверенностью констатировал: “Проблему, поставленную K.Шенноном — найти на базе шахматной программы общий метод решения переборных задач, — видимо, удалось реализовать”. В его последнем публичном выступлении, состоявшемся на механико-математическом факультете МГУ (Москва, Россия, апрель 1995 г.), речь шла о путях её конкретного решения: “Особенность переборных задач — это игра в пространстве, где число участников ограничено, где есть чётко фиксированные правила игры. За основу мы взяли моделирование методов мышления мастеров шахматной игры. Сейчас над этим алгоритмом работают 17 человек”.

Как и прежде, М.Ботвинник занял "позицию принципиального меньшинства". Но эта фигура была слишком крупной, чтобы смириться с положением аутсайдера. Он не мыслил себя вне центра крупнейших шахматных событий, а может быть, и важнейший событий в масштабе всей страны. У него было мало друзей — и с избытком хватало врагов. В нарушение всех пропорций он делил мир на "своих" и "чужих". Во всяком случае, эту чёткую грань в отношении тех, кто встречался ему на жизненном пути, любил проводить он сам. С оппонентами он всегда спорил непримиримо и бескомпромиссно. В своих поздних статьях и выступлениях (1992 — 1995 гг.) полемизировал о будущем компьютерных шахмат с P.Гринблатом, Г.Берлинером и Д.Бронштейном. Последний, уже как ведущий шахматный эксперт, усомнился в аналитических способностях "компьютера Ботвинника" и высказал подозрение о вмешательстве человека в машинный расчёт. Так, профессор Ганс Берлинер в частном послании к Д.Бронштейну (Питтсбург, США, 199З г.) писал: “Конечно, мы оба понимаем, что происходит в лаборатории Ботвинника. Он верит, что проблема может быть решена методом траекторий. Он чертит дерево вариантов, чтобы его помощники видели цель, к которой должна стремиться программа. Но возникает вопрос, на который нет ответа: действительно ли его программисты работают? Программисты ли они вообще? Или Ботвиннику вполне достаточно создать решение в мечтах и опубликовать его?”

В ответном слове Михаил Ботвинник обвинял своих оппонентов в искусственном создании препятствий (по его мнению, лучше бы совместными усилиями создавать искусственный интеллект), но сам же менял команды программистов (“за 20 лет выбыли из "игры", и по различным причинам, 10 математиков” — М.Ботвинник, журнал "64 — Шахматное обозрение", Россия, 1993 г.), объявлял то о закрытии работ, то об их возобновлении, всегда утверждая, что находится в преддверии решающего научного прорыва. “З0 мая 1994 г. стало ясно, что наш коллектив не справился с задачей, — свидетельствовал он в своей последней книге мемуаров "У цели" (Россия, 1997 г.). — И 31 мая я закрыл работу, но на совещании в Комитете по информатизации уже 3 июня было объявлено о продолжении работы над СС SAPIENS — но с другим составом программистов... В августе 1994 г. они приступили к изучению алгоритма (новой версии), и вот в ноябре 1994 г. стали вырисовываться контуры

программы "цепочки фигур" — центральной и наиболее важной части CCS. Как только "цепочка" будет составлена, можно будет прогнозировать срок окончания всей работы”.

В своём предсмертном письме от 24 апреля 1995 г. (Москва, Россия) М.Ботвинник подробнее рассказал об открытом им принципе "цепочки фигур": “Сражение на всей доске разбивается на множество местных (образуемых небольшими "цепочками фигур"). При этом выделяются наиболее важные цепочки; с помощью небольшого перебора ходов они оцениваются, что и определяет наиболее разумный ход в партии. Сейчас завершается "программа цепочки" — остальное будет сравнительно простым делом”.

В одной из "секретных" комнат Дома шахматиста на Гоголевском бульваре (Москва, Россия) он продолжал заниматься исследовательской деятельностью до самого последнего дня, веря, что “это будет большое событие, которого в научном мире ждут уже не один год — также и в корпорации Hewlett-Packard, поставившей компьютерное оборудование, в том числе новейший Pentium” (из письма М.Ботвинника от 24 апреля 1995 г.). Он мечтал, что дискеты с этой новой шахматной программой будут пользоваться широким спросом во всем мире. В его записной книжке родные и близкие позднее прочли: “Деньги потеряны — ничего не потеряно. Здоровье потеряно — много потеряно. Мужество потеряно — всё потеряно”. “В своей жизни Ботвинник терял и деньги, и здоровье. Но мужество — никогда” (из статьи С.Сетунской "Жизнь в клеточку.", "Новая газета", Россия, 2004 г.).

Свидетельствует его племянник Игорь Ботвинник: "Когда он заболел, говорил врачам: "Мне нужно два-три светлых месяца, чтобы закончить научную работу". 3 мая 1995 г., когда ему оставалось жить два дня, принялся диктовать для математиков разъяснения по алгоритму. Делать это было уже тяжело, брал паузы, извинялся. Гордый человек, он не нуждался ни в чьей жалости. То, что было сделано в этот день, не отличить от написанного здоровым Ботвинником... Последней его просьбой было обратиться к бизнесменам и собрать деньги на завершение шахматной программы CHESS COMPUTER SAPIENS (CCS)" (журнал "64 — Шахматное обозрение", Россия, 1996 г., № 5).

Михаил Моисеевич Ботвинник умер 5 мая 1995 года в Москве. Ему шёл 84-й год. Незадолго до смерти, в статье-завещании для испанского журнала "Хаке" (апрель 1994 г.),

он писал: “Метод решения переборных задач будет найден, а попутно компьютер будет понимать шахматы на человеческом уровне. Поскольку компьютер обладает неизмеримо большими ресурсами, нежели человек, то искусственный шахматист сможет превзойти шахматиста живого. И когда это произойдёт, компьютер не будет играть ни в активные шахматы, ни в блиц, он будет играть в настоящие, серьёзные шахматы, демонстрируя их глубину, их логическую красоту — для этого искусственный шахматист и создаётся”.

Г.Каспаров и М.Ботвинник — противоположности сходятся...